моменте времени. Потому что прошедшее и предстоящее существуют только у нас в голове, а не в объективной реальности. Решившись устроить в школе стрельбу, ты просто попадаешь в список всех, кто делал это до тебя и сделает после тебя. И становишься такой же сошкой среди серой массы тех, кто стремился чем-то выделиться из серой массы. Потому что вы одинаковые – даже с разными целями и личностями. В контексте истории ты навсегда останешься просто «одним из». Буковками в старых новостях, которые никого не волнуют. Потому что ни один из твоих предшественников не изменил своим поступком ни мир, ни систему.

Все это уже произошло. Вот почему мне не страшно. Все это повторялось уже так много раз, что мне просто плевать. Рано или поздно кто-то сбрендит достаточно, чтобы начать убивать сородичей по причине, которая ему понравится. До тебя не доходит, что ты не важнее атома, и значишь точно так же в масштабах вселенной. Что бы ты ни решился сделать, ты не сделаешь чего-то, к чему не запрограммирован. Атом никогда не станет кварком, а протон фотоном. Ничего нового ты не сотворишь, как ни старайся. Все в пределах человеческой природы, а люди всегда друг друга убивали. И как бы тебе ни хотелось это признавать, ты такой же человек, как любой в этом классе. Ничем не лучше и ничем не хуже глобально.

Тебе не прыгнуть выше собственной природы, и, если тебя это утешит, никому из нас этого не сделать, потому что мы всего лишь поумневшие приматы. Но, в отличие от тебя, мы хотя бы остаемся людьми, а не звереем. Итак, совершая этот поступок, значительней ты не станешь, известнее тоже – время сотрет жирный шрифт заголовков, а твои фотографии превратит в пыль и смешает с кучей последователей и предшественников. Так чего же ты добиваешься? Насилия ради насилия? В чем твоя конечная цель?

Итан молчал. Нина тяжело дышала, буравя его взглядом.

– Я очищаю генофонд от мусора, это новый естественный отбор. Эволюция скажет мне спасибо. Я – социальный чистильщик.

– С мотивом в виде личной обиды? О нет. Ты пришел в свой класс, ты начал с тех, кто тебе не нравится, а это предвзято и рационально. Природа так никогда не поступает. Только люди.

– Я подозревал, что ты разведешь демагогию. Дженовезе любит умничать, это знают все. Правда ведь, эй? Ребята не дадут соврать. Но, поверь, сколько бы ты ни старалась, меня не переубедить. У меня есть своя теория и стратегия ее реализации.

Гардинер подошел к окну, снова коротко выглянул за жалюзи, ухмыльнулся.

– Алан, твои друзья уже здесь! Ну надо же, какая оперативность. А сирен вот не слышно. Странно.

Сзади захрипели, и все обернулись. У Ханны начался приступ. Хватаясь за все подряд, блондинка задыхалась, пытаясь откашлять невидимый ком в груди. Ее обступили и пытались разузнать, чем помочь, пока Сет не сказал:

– Джинсовая сумка на пятой парте второго ряда. Внутри ингалятор.

Нина ощутила совершенно неуместный укол ревности. Они с Ханной давно не вместе, а Ридли помнит такие мелочи и беспокоится о ней. Наверняка о Нине он не знает подобного. Куда там! Все силы тратит, чтобы ее оттолкнуть.

– Его нет, – заявила Бекка, нервно роясь в сумке. Ханну посадили спиной к стене, держали за руки и пытались наладить дыхание, но тщетно. Кислород уже почти не поступал, и от этого девушка еще больше паниковала, стараясь отбиться от всех и подняться.

– Ищи лучше, – процедил Сет и почти сошел с места, чтобы помочь.

– Стой, где стоишь, Ридли. Происходящее сзади вас не касается. Теперь вы трое сами по себе. Вы сами так решили, когда вышли на переговоры.

Трясущимися руками Бекка вывернула сумку над партой и вытряхнула содержимое. Ингалятор нашелся, и Нина, несмотря на неприязнь к сестричке Биллингсли, выдохнула.

– Взаимопомощь – это прекрасно. Жаль, что это скорее исключение из правила. Люди – твари неблагодарные. Сделай человеку сколько угодно добра, и он никогда о нем не вспомнит. Можно буквально спасти ему жизнь, можно привозить ему еду, когда у него хреново с деньгами, но когда у тебя будет трудный период и ты усомнишься в его дружбе, он отвернется от тебя под предлогом, что ты стал другим, что с тобою сложно, что ты параноик и должен подумать над своим поведением. Твою теорию об отсутствии поддержки и интереса в свой адрес он этим только подтвердит, но ни за что этого не признает. Это касается не только дружбы! На любое хорошее действие или достижение у человечества есть противовес в виде кучи дерьма. Мне до тошноты противна людская природа. Я уже говорил это, но повторю снова, в свежих обстоятельствах: мне мерзко, что мы с вами принадлежим к одному виду.

– Что ты имеешь в виду под противовесом?

– То, что люди изнутри разрушают все, чего достигают. Любая идея, любая концепция, событие, артефакт. Соприкасаясь с многообразием людей, все что угодно портится и погибает. Например, институт семьи. Несколько человек, которые живут под одной крышей и любят друг друга. Кровная родня в большинстве случаев. Помогают друг другу. Заботятся. Чудесно? Вроде бы. Но люди испоганили институт семьи – домашним насилием, разводами, психологическим травмированием детей. Инцестом. И вот так у них на все найдется негативная версия. Удовольствие физической близости? Проституция, изнасилования, сексуальное рабство и ненормальные пристрастия. Деньги? Бюрократия. Красота? Пластические операции, анорексия, булимия. Дети? Педофилия. Животные? Зоофилия и культура бездумного потребления. Вера? Религиозные фанатики. Патриотизм? Война. Телевидение и радио? Промывание мозгов. Культурная уникальность? Нетерпимость и расовая ненависть. Открытия в физике? Получайте ядерное оружие. Прогресс в медицине? Получайте похищение людей на органы. И так без конца. Люди омерзительны на 99 %, неисправимы, невыносимы. Крупицы хорошего не способны перекрыть остальное. Истинная гадливая природа все равно вырывается наружу и превращает в плесень любые блага и радости.

– Так, например, интернет превратился в место, где особо хитрый школьник может купить оружие и патроны? – откровенно издевалась Нина. – Так идея совместного обучения стала площадкой для массового расстрела, а мотивом – переизбыток ума? Ты прав, но не во всем. Твои представления о добре и зле сильно искажены. И ты, как и всякий человек, мыслишь двойными стандартами.

Гардинер выдвинул стул, сел поудобнее и закинул ноги на учительский стол, примостив руку с пистолетом на бедре.

– Посмотри на них. Оглянись. Они готовы забраться в щели, как тараканы, спрятаться за любой мебелью, они трясутся от мысли, что их драгоценная жизнь может прерваться по чьей-то жестокой воле. Двойные