Так неправильно. Будешь Косец, мля. А чё, у тебя ведь глаз всё равно направо гулять ходит.

– Пусть так, – не стал спорить Глеб. Когда не смотрелся в зеркало, Вятенко забывал про свою особенность: небольшую скошенность левого глаза.

– Ну располагайся, что ли. Вижь, мля, скока места?! Одни мы тут.

– Вообще больше никого? – удивился Глеб.

– Неа. Ты сюда за какую благодать заехал?

– Так. Беспорядки в одном городке были, а меня до кучи взяли. А ты?

– И я так же. Домой пьяный возвращался, не ту дверь открыл, а на меня проникновение в «барабашкину» квартиру и разбой оформили.

Окунь всё ещё смотрел на Глеба с недоверием, оценивая, но уже без вызова. Валера цыкнул, сплюнул сквозь щёлку в зубах, затем спросил:

– Жена или девушка есть?

– Нет.

– У меня тоже нет, но баб много. Ты вот на своём районе захаживал к тёлочкам?

– Не, не…

– Мля, а я кайфануть так всегда самый первый. Как щас жопу Ленкину помню. Заходишь за пивасом…

Оставшийся час Глеб был вынужден слушать о похождениях Валеры Окуня по всем падшим женщинам какого-то там областного центра. Этот зэк оказался тем ещё треплом. Видимо, одиночная камера очень давила на психику Окуня, из-за чего теперь он болтал без умолку. Глеб особо не вслушивался в то, что нёс Валера: там всё было бесхитростно, пошло и однообразно. По завершению «прогулки» Окунь даже пожал Глебу руку со словами: «Давай, пацан! Завтра свидимся».

Через пару часов после возвращения Глеба с прогулки, надзиратель открыл окошко в двери камеры:

– Вятенко, литературу получи!

Глеб соскочил с кровати. «Продольный» выдал ему томик зарубежных классиков, писавших приключенческие рассказы. Выбора никакого не было, так что оставалось развлекаться тем, что дают. Следующие два дня прошли по такому же расписанию, а в свободные часы Глеб читал книжку. Как он понял со слов Окуня, литературы тут немного и их забирают через каждые три дня. Почему – неизвестно. И лишь на четвёртые сутки пребывания в этой странной колонии распорядок дня резко изменился. Завтрак дали скудный: варёное яйцо, кусок хлеба и вода. Музыку не включали. Через час после завтрака дверь камеры открылась, через неё вошли два сотрудника ФББ: «Заключённый, лечь на пол!»

Но избиения не произошло, пыток тоже. Глеба отвели к лифту, который располагался недалеко от входа в «прогулочный дворик». Грузовой лифт опускался непривычно медленно. «Мы едем под землю? Что же это за такая чудная колония? Что там со мной будет? А что, если там какой-нибудь склад вредной дряни, а осужденные используются в качестве живых роботов? Поэтому и не били – подольше протяну. Я выживу тут вообще?» – мрачно раздумывал Вятенко. Внизу оказалась платформа, похожая на урезанную версию тех, что Глеб видел в столичном метро. На путях тоннеля стоял поезд из одного вагона. Внутри их ждали двое «эфбэбэшников», охранявших Валеру Окуня. Заключённых посадили рядом друг с другом на сидения с откидной рамой, напоминавшей фиксатор детских аттракционов. Как только Глеб опустился на сиденье, один из «барабашек» сказал: «Руки на жёлтые элементы». Не дожидаясь реакции, сотрудник сразу нажал на какую-то кнопку на своей рации, и браслет на ноге ударил Глеба током. Этот электрический заряд был не таким болезненным, как во время первой зарядки, скорее, он заставил лихорадочно искать что-то похожее на «жёлтые элементы». Ими оказались места на откидных рамах, до которых можно было спокойно дотянуться руками. Как только Глеб положил ладони на эти участки, фиксатор плавно опустился, прижав его к спинке сиденья. Браслет перестал бить током. Когда заключённые себя обездвижили, один из «эфбэбэшников» подошёл к небольшой панели, размещённой в торце вагона и что-то на ней нажал. Возник электронный звук включения скрытого от глаз устройства, двери вагона закрылись, и поезд двинулся с места. Несколько минут езды по тёмному тоннелю закончились на такой же маленькой станции, как и та, с которой движение начиналось. Никаких остановок по пути не было, только один перегон. «Эфбэбэшник», стоявший за пультом управления вагоном, что-то нажал и фиксаторы поднялись вверх, вернув осуждённым возможность двигаться. Конвой повёл заключённых по подземным коридорам. Выглядело это подземелье так же, как и тюрьма на поверхности. За очередным поворотом оказался небольшой зал ожидания и несколько дверей. Глебу приказали сесть на одно из кресел, рядом с ним разместилось три сотрудника. «Барабашка» завёл Окуня в правую дверь.

«Точно здесь добывают что-то или производят. Вон чего нарыли. И нас сейчас на эту чёртову вредную «промку» определят. Всё понятно», – Глеб старался больше не думать о происходящем. Это было сложно, неприятные мысли сами лезли в голову. Но тревога, к которой эти размышления могли привести не изменила бы ситуацию. Пару месяцев назад на суде он тоже попытался отрешиться от реальности. Там это не сразу, но получилось: прокурор говорил очень нудным и усыпляющим голосом.

Дверь открылась, Валеру вывели и усадили на одно из кресел. «В кабинет», – приказал один из сотрудников. Глеб повиновался – всё остальное бесполезно. Даже браслет-электрошокер с него не сняли, так что вариантов сбежать или не выполнить распоряжение не осталось. Комната, в которой оказался Вятенко, напоминала кабинет стоматолога с очень странным креслом по центру. Но те приборы, которые были установлены рядом с ним, не имели ничего общего со стоматологическим оборудованием. Электроды, мониторы, поворотный столик с набором колб и какими-то химикатами – это всё намекало не на лечение, а на что-то другое. Но Окунь вышел отсюда таким же, как и заходил, криков не было, и Глеб решил, что страшного ничего произойти не должно. Около кресла стоял молодой мужчина в белом халате и очках.

– Садитесь, – указал он на кресло.

Глеб разместился.

– Завтракал? – спросил «доктор», приготавливая оборудование к чему-то.

– Да, – как можно спокойнее ответил Глеб. Он чувствовал, как сильно стало биться сердце.

– Ночью спал?

– Да.

– Есть какие-то недомогания?

– Нет.

– Торс оголи.

Мужчина в халате нацепил на верхнюю часть туловища заключённого какие-то присоски, на голове разместил странный металлический обруч. Что-то погудело, потрещало и затихло. После того, как «доктор» снял с Глеба все провода, он потребовал открыть рот. Взяв мазок, мужчина опустил его в одну из ёмкостей с химикатами. Жидкость в стеклянной баночке поменяла цвет с зелёного на оранжевый. Удовлетворённо махнув головой, «доктор» начал набирать на сенсорной клавиатуре, бубня под нос: «Третья группа испытуемых… годности