– Савва, есть один нюанс!

– Что? Какой?

– Мне кажется, что у одной из испытуемых депрессия.

– С чего ты это взял?

– Вялая она какая-то. Когда анализ брал, заметил исполосованные вены. Думаю, её не стоит использовать.

– Думаешь? А что будет? От неё же там много не требуется…

– У неё сейчас в крови неправильный коктейль из гормонов. Депрессия проявляет себя через некоторые маркеры. Это даст отклонение в сторону. Может на другое что-то её определим?

– На другое? Блин, ну... А… Бумажками теперь это всё нужно будет обосновывать до зимы! Задачку ты мне задал, конечно.

– Это лучше, чем потом объяснять расхождения в результатах по токсину. Мне кажется, так сделать разумнее.

– Нууу… да. Ладно, разработка твоя – тебе виднее. Заполни в протоколе столбец с комментариями. Распиши там обоснование кратко, а я потом подготовлю отчёты и служебную записку.

– Отлично! Это правильно!

– Да, давай Макс.

Разговор закончился, прямо сейчас Ксюшу удалось отвести от гибели. Как её вообще убрать из экспериментов, Максим пока понимал плохо, но тот факт, что сегодня с ней всё будет хорошо, его сильно ободрил. Возвращаясь обратно, он невольно вспоминал как проводил время с этой девушкой, как они гуляли вечерами, каким было её голое тело. Казалось, что их разногласия, которые привели к расставанию – пустяк. И вообще неважно всё то плохое, что было. Главное – она сегодня будет жива!

Войдя в кабинет, Максим увидел, что кресло для испытуемых пусто. Ни Ксюши, ни «эфбэбэшника» нигде не было. На его рабочем месте сидел Саша и что-то заполнял на компьютере.

– Где она?

– Ты про испытуемую? – немного рассеянно отозвался Александр. – Увели. Меня Савва срочно сюда отправил по рации закончить обследование, сказал, что нужно подменить тебя. Я доделал и всё.

– Она не пойдёт на эксперимент! У неё депрессия, я её забраковал! Алексеич в курсе!

– Депрессия? – переспросил Саша, повернувшись к товарищу. – Просто грустная, вроде, была и всё. Да какая уже разница: эксперимент провели.

– Как провели? – у Максима больно кольнуло между рёбрами, тело прошибло холодным потом.

– Следить за проведением испытаний от нас отправили Лёню, Диму и Катю. Всё. Останки, как полагается, скоро будут в лаборатории для изучения.

Глава 29. Близкие люди

За 3 месяца до сигнала «Лавина».

После перевода на «восьмидесятку» Демченко смог с головой уйти в службу и больше никогда не скатывался до запоев, отвлекаясь от тяжёлых воспоминаний на решение насущных задач. Тот пыл, с которым он принялся переворачивать жизнь гарнизона с ног на голову исходил от страха, привезённого с войны. Ощущение уязвимости к внезапной атаке заставляло офицера методично и неотступно превращать вверенных ему военнослужащих в наиболее подготовленное подразделение во всём военном округе. Демченко удачно попал в резонанс с происходившими на секретном объекте организационными изменениями и в итоге, благодаря им, все гарнизонные войска «восьмидесятки» стали соответствовать его представлениям о службе. Со временем изолированность от внешнего мира, обеспеченность всем необходимым, улучшение боеготовности вверенных ему войск сняли с психики Николая защитные шоры в виде задач, которые требовали срочного решения. Он всё чаще стал вспоминать сражение, которое изменило его жизнь на до и после. Переписку с некоторыми офицерами, старыми однополчанами по сводной бригаде, он начал ещё во времена командования полком на объекте. Но теперь Николай захотел узнать, что случилось со всеми остальными людьми, героизм которых он лично наблюдал на разбитом вокзале города Могучий. Почему-то именно сейчас, когда он считал, что ни в чем не нуждается и многого достиг, на самом деле, он чувствовал себя одиноким и подавленным. Ему очень не хватало живого разговора, которого на «восьмидесятке» он не мог ни с кем начать, да и никто бы не смог такой разговор поддержать. Полковник, окружённый множеством военных, нуждался в живом общении с человеком войны, но военнослужащие не были воинами. Боль и страх, прощания с жизнью, бессонные ночи под звуки выстрелов стали пережитым адом. Но именно осознание общей принадлежности к этому аду могло бы послужить лекарством для повстречавшихся обугленных человеческих душ. Демченко хотел быть ближе к тем, кто прошёл вместе с ним ужас боёв в Могучем.

В переписке с однополчанами Николай Алексеевич узнал, что большая часть уцелевшей сводной бригады оказалась наголову разбита обыкновенностью гражданской жизни. Мало кому из них повезло встроиться в механизм мирного общества и работать где-то на заводах или в строительных бригадах, или в транспортных компаниях. Чаще бойцы оказывались настолько дезориентированы пережитым на фронте, что оно откликалось в них попойками, нервными срывами, бессмысленными драками. Немало однополчан побывало за решеткой после возвращения с войны, ещё больше имело проблемы с алкоголем, наркотиками. Часть бойцов свела счёты с жизнью. Всем им, как и самому Николаю, окружающий мир казался неправильным, несправедливым, лживым. И лишь единицы, такие как Демченко, смогли это принять. Во всяком случае, он считал, что принял это. Узнав такие подробности, Николай не смог остаться в стороне и предложил своим товарищам объединиться, создать «Общество ветеранов боёв за Могучий». Оказалось, что подобная организация существовала уже несколько лет. Ходят на её собрания немногие. Финансирование ветеранского союза было почти полностью частным, за счёт самих бойцов, а вернее их скудных доходов. Ветеранская пенсия такое потянуть бы не смогла. Государство помогало лишь с арендой помещения. То есть денег почти не было. Демченко стал отправлять ветеранскому союзу значительную часть своего солидного жалованья, уладив бумажные вопросы с финансовым кабинетом «восьмидесятки». Его деньги сразу поступали на благотворительный счёт в день выплаты зарплаты. Николай Алексеевич не встретил никаких укоров со стороны супруги: она с уважением относилась к его решениям, да и семья их действительно была хорошо обеспечена, даже по меркам самой «восьмидесятки». Дела у ветеранского союза стали куда лучше, но Демченко такие результаты казались недостаточными, он думал, что там как-то неверно распоряжаются средствами. В конечном счёте, полковник через своих товарищей начал оказывать помощь конкретным людям. Курсы реабилитации, операции, оплата протезов – Николай Алексеевич делал для своих бывших солдат то, что ему казалось важным. Он чувствовал на себе ответственность за них, даже после окончания войны. Осознание этого пришло к нему совсем недавно.

Свой очередной отпуск Демченко проводил с семьёй в закрытом от большинства сотрудников «восьмидесятки» крыле санатория