Сердце сжалось, и перед глазами все поплыло. Я медленно выдохнула, обмахивая веером лицо. А потом вернулась к окну, услышав радостные возгласы. Серебряные колокольчики заголосили еще неистовей.

Из окна моей спальни парадная часть двора была видна как на ладони, едва Делайл вошел в открытую калитку, как его взгляд тут же метнулся к заветному окну, и наши взгляды схлестнулись. Внутри меня всколыхнулось сладостное, маетное и жаркое…

– Марьяна, спускайся скорее, Дел уже на пороге! – крикнул мне с первого этажа Джордано.

– Иду! – ответила я дрогнувшим голосом и поспешила вниз.

На языке все еще ощущался привкус сиропа из мяты и черной розманны для успокоения. Из прихожей донеслись приветствия, и сейчас Делайлу надлежало обменяться с главой семьи традиционными фразами, прежде чем его пустят ко мне.

– И зачем же к нам пожаловал благородный лорд? – спросил мой брат.

– За половиной своей души, – заявил Делайл.

– Ах, вот оно что! Ну, проходи, забирай, да беречь обещай! – ответил Рейнар, пропуская моего жениха в гостиную, где я уже ожидала его появления.

Делайл раскрыл в руках белый палантин и посмотрел на меня. На его чувственных губах играла еле уловимая улыбка.

– Я, Делайл Даркмун, при свидетелях заявляю свое желание и право взять тебя в жены, Марьяна Ирилейв, и клянусь оберегать и защищать. Согласна ли ты?

– Согласна, – ответила я, и палантин покрыл мою голову, плечи и спину.

Рука об руку мы вышли во двор и двинулись к экипажу по живому коридору из гостей, звеневших колокольчиками нам вслед. Когда началась церемония ами-анитари в храме, снежные облака разразились белыми хлопьями. Там, на улице, воцарилась зима, а в храме горели свечи, и цветы, расставленные повсюду, источали весеннее благоухание. Храмовый хор вместе с главным жрецом возносил молитвы Богам о мире, любви и гармонии, прося благоденствия для нашей пары.

Мои руки немного дрожали, когда я поднесла к губам сладкий напиток, едва тронутый до этого Делайлом, и он, заметив это, заботливо придержал мне бокал. Каждое пересечение наших взглядов отзывалось во мне звездными вспышками под кожей, каждое касание будило восторг, переполнявший сердце до краев, и мне уже казалось, что в нем распустились алые розы. И дорога к сердцу алая-алая, из лепестков. И знает о ней только лишь один мужчина, что стоит сейчас напротив меня.

Торжественный звон колоколов уносился ввысь, теряясь в снежной круговерти, и на город опускалась бархатно-синяя ночь. Ночь, когда мы стали еще ближе. Ночь, когда дворцовые оракулы оповестили, что появление цветка небес произойдет раньше.

Глава 22. Когда оживают кошмары

Марьяна

Утомленные празднеством, мы с Делайлом смогли уснуть, только когда солнце уже поднялось из-за гор. Пока проводили гостей, пока привели себя в порядок, а там… Делайл просто не дал мне сразу уснуть. Впрочем, я и сама была совсем не против.

Так мы и проспали весь день, проснувшись уже на закате. Красное зарево заходящего солнца подсветило багрянцем снежный покров и разлилось по небу розовым золотом. Восточная сторона неба наливалась синевой, и там уже загорались первые, пока еще блеклые звезды. Мне отчего-то нестерпимо захотелось прямо сейчас выскочить ненадолго на улицу, чтобы увидеть эту красоту, стать на миг ее частью, попав в этот чарующий отсвет заката. Потянувшись, я встала с кровати и побрела к комоду с вещами обнаженной.

– Это провокация или предложение продолжить наши утренние забавы? – услышала я голос Делайла за спиной.

Обернулась и натолкнулась на горящий желанием взгляд, что ощупывал меня с головы до ног. Каждый мой изгиб, каждую выпуклость и впадинку. Ничуть не стесняясь своей наготы, я повернулась в профиль и чуть прогнулась в спине, посчитав, что так мои изгибы выглядят еще соблазнительней, подсвеченные закатным заревом.

– Просто мой замечательный будуарный пеньюар и халатик пострадали в неравной схватке с тобой и теперь нуждаются в некотором ремонте… – промурлыкала я и достала из комода простое домашнее платье.

– Может быть, не стоит одеваться? – предложил мой жених, не сводя с меня голодного взгляда.

– Я хочу выйти на террасу буквально на пять минут, – ответила я.

– А если я никуда тебя не пущу и попытаюсь сейчас затащить обратно в постель? Сними это платье, – вкрадчиво произнес Делайл.

– Еще чего! – с хохотом ответила я, и открыв дверь, выбежала на террасу босиком.

Легкий морозец тут же ущипнул меня за щеки, забрался по голым ногам, но я, как и любой оборотень, могла долго находиться на холоде, и это не грозило мне болезнью. Хотя ощущение студеных плит пола нельзя было назвать приятным.

– Ах ты негодница, не пытайся убежать! – крикнул мне вслед Делайл, в спешке натягивая широкие домашние брюки.

Я рассмеялась, схватила старый клетчатый плед, завернулась в него и, встав на деревянный парапет, спрыгнула вниз, легко приземлившись со второго этажа в пушистый сугроб. Рядом тут же приземлился Дел, и я с хохотом рванула от него к веранде, бросив снежком наугад – попаду или нет? Попала!

– Я тебя покусаю! – пригрозил он и ускорился, пытаясь меня нагнать.

И нагнал. И повалил в сугроб. А потом придавил своим стальным, мощным телом, вздернув мои руки над головой. Удерживая мои запястья одной рукой, другой Делайл торопливо распускал шнуровку платья на груди. От его прикосновений пылала кожа и дыхание сбивалось с ритма. Сдвинул ткань, бесстыдно оголив мою грудь, и лизнул кожу, посылая по моему телу дрожь предвкушения. Горячие губы покрывали ложбинку декольте и окружности грудей поцелуями. Его губы то порхали невесомыми прикосновениями, то с жадностью обхватывали напряженное навершие, тянули, посасывали, и с моих губ срывались стоны наслаждения, воспаряя ввысь вместе с паром изо рта. Тело наливалось тягучей истомой, невыносимо хотелось его прикосновений, ласк и проникновения – несдержанного, страстного, порывистого. Вокруг нас в багровых лучах задремавшего солнца пламенела зима, и снег казался багровым, и мы пламенели от огненной страсти, охваченные вожделением. Старый клетчатый плед, очень кстати оказавшийся под нами, защищал нас от колкого ощущения снега на коже.

Делайл отпустил мои руки, и я тут же принялась ласкать пальцами его напряженную спину. Он задрал подол платья, обнажив мои бедра. От его беспорядочных касаний болезненно-сладкое вожделение билось в моем теле, скручиваясь жгутом внизу живота, заставляя меня ерзать под тяжестью мужского тела и отчаянно желать большего. Желание затмевало разум, отсекало посторонние мысли, оставляло только одну – соединиться телами с этим мужчиной, разделив на двоих плотское блаженство.

Мы сдирали друг с друга одежду, не размыкая взглядов. Его глаза блуждали по моему телу, в них искрился восторг и восхищение, и кровь кипела от