кто обладал ценными ресурсами в избытке, могли себе позволить быть щедрыми. Совки богонг, Agrotis infusa, ежегодно совершают перелеты к Снежным горам Австралии в таком количестве, что в подходящее время чужакам, пришедшим в этот сезон, отводили места на склоне, где они отлавливали и съедали около 1 кг насекомых на человека в день. Традиция сохранялась тысячи лет. Такая масса бабочек содержит столько же жира, что и 30 бигмаков. К концу сезона прежде тощие люди отправлялись к себе домой поправившимися и довольными и, как можно представить, с надеждой, что они дадут местным жителям что-то взамен[753].

Первые рынки

Независимо от того, было ли терпимое отношение к чужакам, приходящим на чью-то территорию для сбора необходимых ресурсов, предшественником торговли, торговля в привычном смысле слова началась, когда участники стали обмениваться товарами лицом к лицу. Первые простые рынки, вероятно, располагались на границе территорий из уважения к частному пространству каждой стороны, при этом предоставлялась возможность для выборочных проверок, гарантирующих, что ведется справедливый обмен.

Но что было справедливым? Сделки между людьми из одной общины обычно принимали форму случайного обмена[754]. Доверие было достаточным, чтобы не ожидать полного равенства, подобно тому как христиане обмениваются подарками по праздникам. Если одна из сторон не соответствовала, они могли компенсировать это в следующий раз. Торговля между обществами отличалась, поскольку была менее предсказуемой: в этом случае было больше споров и оплошностей, а также существовал больший риск испортить отношения.

Легкое отношение к обмену внутри обществ исчезало по мере роста поселений. Когда торговцы, как правило, предлагали очень разные товары и услуги, а в обществе появлялось все больше незнакомцев, едва знавших друг друга, за предлагаемыми ими товарами необходимо было закрепить особую цену. В результате взаимодействие внутри обществ стало больше походить на торговлю между обществами. Чумаш, охотники-собиратели Калифорнии, в своих поселениях использовали бусины в качестве валюты, назначая цену на товары в современном смысле.

У охотников-собирателей недавнего прошлого цепи передачи поддерживались преимущественно за счет торговли, объясняемой широкими связями между общинами[755]. Такие товары, как лекарственные растения, точильные камни и охра, перемещались от одной группы австралийцев к другой, иногда через весь континент. Цена товаров с расстоянием росла, такая же закономерность наблюдалась и у американских индейцев[756]. Жемчужная раковина, должно быть, казалась волшебным материалом, когда она появлялась в далеких внутренних районах страны для применения в орнаментах. Некоторые предметы использовали не по назначению. Бумеранги перестали делать на севере Австралии столетия назад. Обитатели юга, продолжавшие их изготавливать, в конце концов смогли обменивать бумеранги на другие товары, когда север оказался охвачен новым увлечением: эти метательные предметы стали использовать не как оружие, а в качестве ударных инструментов для музыкальных представлений[757].

Помимо сырья и готовых изделий, общины обменивались идеями. Все, от модного слова до усовершенствованного способа изготовления орудия, общества, находясь на значительном удалении друг от друга, могли копировать. Об обрезании, которое практикуется во время церемонии инициации мальчиков, аборигены, вероятно, узнали от индонезийских торговцев в XVIII в. Процедура получила широкое распространение в Австралии, и у некоторых аборигенов такая практика приняла крайние формы в виде рассечения пениса на всю его длину[758]. Аборигены также копировали друг у друга песни и танцы. Лучше всего документально подтвержден пример, о котором впервые сообщалось в 1897 г. Ритуал молонго народа воргайя был связан с фантастическими представлениями в течение нескольких длинных ночей. Главная особенность представлений заключалась в замысловатых костюмах. В последующие 25 лет ритуал молонго распространился в Центральной Австралии на территории протяженностью 1500 км, даже несмотря на то, что только воргайя понимали его слова[759].

Некоторое представление о социальных связях служило поддержкой для беспрепятственного взаимодействия обществ. Охотники-собиратели часто устраивали браки между представителями своих обществ ради привлечения союзников; супруги обычно имели возможность посещать дом, таким образом, у них существовал некий эквивалент двойного гражданства, что не встречается у других животных[760]. Понимание друг друга было главным. Помогало то, что, как результат долгой истории межгрупповых взаимоотношений, многие охотники-собиратели говорили на языках своих соседей. И у австралийцев, и у индейцев Великих Равнин были широко распространены общие языки жестов, использовавшиеся в дипломатии. Некоторые жесты были видны издалека, поэтому участвовавшие в переговорах могли общаться на расстоянии, превышающем дальность полета копья[761]. У тех же жестов имелось и второе назначение: воины во время набега могли подавать друг другу сигналы для безмолвной координации нападения.

Торговля и культурные различия

Индивидуумы взаимодействуют тем спокойнее, чем больше у них общего, это же справедливо и для обществ: сходства облегчают путь к дружбе[762]. Например, похожие языки и сходная культура упрощала партнерство между ирокезами. Археологи говорят о взаимодействии между обществами как о «сфере взаимодействия», в которой сопоставимые ценности и другие аспекты идентичности помогают движению товаров[763]. Сам процесс торговли все больше усиливал сходство между обществами. Это особенно верно, когда перемещающиеся товары представляют собой нечто большее, чем просто сырье, как в случае, когда, например, группы торгуют новыми методами изготовления вещей, или методами действий, или самими изготовленными предметами.

И все же общества должны оставаться достаточно отличающимися друг от друга для того, чтобы сохранить у своих представителей чувство ценности и значимости, по крайней мере, насколько можно судить по данным, полученным психологами. В этом и заключается компромисс, который так часто влиял на ход истории. Сходства – это плюс, но до определенного момента. Слишком интенсивный взаимообмен может рассматриваться как угроза уникальной идентичности людей. Возможно, проблема осложняется еще и тем, что похожесть может привести к обратным результатам: в случае, когда вдруг выясняется, что общества стремятся получить одни и те же редкие объекты или изделия и вступают из-за них в драку.

Раньше я уже говорил о теории оптимальной отличительности, согласно которой индивидуумы стремятся быть достаточно похожими на других членов своего общества, чтобы заслужить их уважение, и в то же время хотят достаточно отличаться, чтобы чувствовать себя особенными. Разумно предположить, что при построении взаимоотношений со своими соседями общества точно так же стремятся к компромиссу: установлению сильной связи, которая возникает благодаря сходствам, и сохранению гордости в связи со своей самобытностью. Быть здоровым обществом или уравновешенным человеком – значит быть таким же и иным. Даже общества, очень похожие внешне, должны сохранять собственные отличительные признаки, близкие сердцу людей.

Сокращение числа частичных совпадений между обществами могло соответственно снижать конкуренцию; так утверждает теория, предложенная для объяснения, например, различий в рационе племен, живущих в непосредственной близости в Амазонии[764]. И желание ценить различия могло быть удовлетворено в полном объеме за счет появления