отделяются, пока не станут независимыми, временами (хотя и не всегда) на дружеских условиях. Кашалоты тоже формируют новые сообщества без особого напряжения, как в случае, когда социальная единица с избыточной численностью больше 15 взрослых особей испытывает трудности с осуществлением активности. Социальная единица разделяется на подгруппы, которые странствуют все дальше друг от друга, пока не станут полностью обособленными, без социальной напряженности. Но во всех остальных случаях у позвоночных животных некоторая ожесточенность почти гарантирована.

Нам еще многое предстоит узнать, и будем надеяться, что на подходе еще один раздел шимпанзе, который может стать предметом более детального документирования. Численность одного сообщества в Уганде достигла 200 особей – это самое крупное из когда-либо зафиксированных сообществ. Группировки внутри его сформировались по меньшей мере 18 лет назад. Сохранение сообщества наводит на мысль о том, что обезьяны способны долго разбираться со своими социальными предпочтениями, прежде чем достичь независимости[790]. Я представляю каждую группировку как средство для достижения спокойствия: отдельные члены приспосабливаются к всеобщему смешению, прежде чем сконцентрироваться в функциональном сообществе, способном существовать отдельно.

Другие способы основания обществ

Раздел – не единственный способ формирования сообществ и обществ, возможно даже у нашего собственного вида. У некоторых других млекопитающих одинокая особь или брачная пара могут основать сообщество способом, похожим на способ большинства муравьев и термитов, с их расселяющимися царицами и самцами. По сравнению с разделом такой путь представляет риск для индивидуума. Безопасность, обеспечиваемая за счет тесной связи с сообществом, – это преимущество, от которого члены сообщества редко отказываются, за исключением случаев, когда предоставляется исключительная возможность (появляется свободная территория, которая способна обеспечить одинокое животное) или возникает опасность (как в случае, когда животное или группу животных агрессивно вытесняют конкуренты). Среди млекопитающих только для голых землекопов характерно следование своим путем в одиночку как часть регулярного цикла формирования сообщества. Пусть они лишены шерсти и беззащитны, но голые землекопы обоего пола, набрав жир для грядущих испытаний, покидают свое родное гнездо и, выбравшись из-под земли на поверхность, предпринимают опасное путешествие, чтобы выкопать первую камеру для новой колонии. Там одинокое животное ждет, пока один или несколько потенциальных брачных партнеров его обнаружат[791]. Иногда пара луговых собачек, так же как, возможно, и пятнистые гиены, начинают «собственное дело» на участке земли, не занятом другими представителями их вида, хотя у обоих видов раздел является обычным способом формирования новых сообществ. И последний пример: беременная самка волка может уйти из стаи и существовать самостоятельно, хотя ей и трудно без помощи охотиться и защищаться от врагов. Одиночество такой волчицы редко длится долго, хотя ее жизнь не становится менее рискованной, если к ней присоединяется самец, учитывая, что пара волков не равноценна целой стае.

При крайней необходимости шимпанзе тоже способен перебиваться самостоятельно. На одном участке в Гвинее самцы иногда оставляют сообщество, в котором родились, – поведение, типичное для самок. У самца-дезертира нет возможности, как у самок, присоединиться к другому сообществу, вероятно, потому, что местные самцы его убили бы. Однако в Гвинее человекообразные обезьяны не стеснены ограниченным пространством. Если самцу удастся найти безопасное убежище между территориями сообществ, он там останется и будет предпринимать попытки к спариванию с любой проходящей самкой, стремящейся переселиться. Неизвестно, останется ли с ним такая самка, чтобы с нуля сформировать сообщество, хотя их шансы на успех, должно быть, незначительны[792].

Если пока отставить в сторону вопрос о том, насколько важно для людей находиться в обществе в течение долгого времени, то «обязательная взаимозависимость», характерная, по утверждению некоторых, для нашего вида, довольно преувеличена[793]. За исключением нашей зависимости от старших в детстве, иногда целесообразно действовать в одиночку, или парой, или семьей. Я упоминал о западных шошонах, которые сезонно разделяются на семьи, но их локальные группы снова объединяются каждый год. Мало кому удавалось выжить в полной изоляции, как это попытался сделать 24-летний путешественник Крис Маккэндлесс на Аляске в 1992 г. Трагические результаты этой попытки описаны в книге Джона Кракауэра «В диких условиях». Из-за опасностей, связанных с жизнью в одиночестве, шансы пары отшельников породить целое общество сводятся почти к нулю[794]. В книге Уильяма Пейсли «Последние из кочевников» (The Last of the Nomads, 1983) рассказывается захватывающая история Ятунгки и Варри из племени охотников-собирателей мандилджара, которые оказались в одиночестве в Австралии, потому что их отношения не признавали по законам племени. Пару спасли несколько лет спустя, когда они чуть не погибли от засухи[795]. При благоприятных условиях к настоящему времени у них уже могли бы быть внуки. Даже в этом случае их потомки были бы опасно инбредными в качестве зарождающегося общества. К тому же одиночное существование – это последнее средство. Этот вариант зависит от численности: колонии муравьев избавляются от сотен будущих цариц и самцов, которые должны с ними спариваться, так что колония продолжает размножаться, даже когда почти все царицы погибают. Ни одни позвоночные не размножаются в таком количестве.

Там, где пара потерпит неудачу, у маленькой группы имеются неплохие шансы, как у людей, так и у представителей других видов. Исход нескольких животных из сообщества называется «отпочковыванием», если они преуспели в формировании независимой группы[796]. В идеале им не нужно уходить далеко. Несколько волков или львов могут отделить уголок территории их бывшего сообщества, пользуясь преимуществами доступа к участку, который им уже хорошо известен. Если же такая маленькая свита отправится дальше, она может получить исключительную выгоду, если по счастливой случайности путь приведет их на незанятые земли с молочными реками и кисельными берегами или с соответствующими эквивалентами для конкретного вида животных. Величайший пример такого успеха – нашествие аргентинских муравьев: первоначальная горстка колонистов быстро разрослась и превратилась в суперколонии из миллиардов муравьев. Некоторые миграции людей в доисторическую эпоху, вероятно, были такого же рода. Как и все инвазивные виды, первые люди добивались наибольшего успеха, когда размещались на участке, где конкурентов было мало или не было совсем. Таким образом возникли некоторые североамериканские племена, например, когда атапаски Субарктики переселились на территорию современной Мексики и юго-запада США и свыше 500 лет назад стали прародителями апачей и навахо. Однако переселение смелых людей в действительно далекие земли было более драматичным; кто бы ни отправился на первом плоту из Азии в Австралию, он служит показательным примером. Такие люди, полностью отрезанные от своих бывших соплеменников, заявляли права на всю территорию. На каждого счастливчика, пережившего путешествие в переполненной лодке, должно быть, приходилось ужасное число погибших.

В природе существуют и иные способы формирования сообществ, но, по-видимому, они в основном недоступны