– Заслужил? – переспросил Теабран. – Заслужил, значит? Двенадцать ударов ножом, Ройс. Двенадцать! Парнишку выносили из твоих покоев, обёрнутого в два одеяла. Чем можно было такое заслужить?

– Это не твоё дело.

– Нет, теперь это дело моё! – рассвирепел король. – На меня смотри, когда я с тобой говорю! И что же он такое сделал, что заслужил подобную смерть? Не дал тебе налакаться в очередной раз? Обронил поднесённый тебе кубок?

– Это наше с ним личное дело.

– Какие могут быть личные дела с прислугой? – Улисса выпучила на Дитя глаза, но была полностью проигнорирована.

– Я не знаю, что вы там творили под пологом ночи, – перешёл в наступление Теабран, – но, зная твою репутацию, догадываюсь, и потому я приказываю тебе прекратить кромсать людей направо и налево в этом замке и вообще в городе. Война кончилась, и мне не нужны лишние трупы!

– Он всё равно заслужил, – пробубнило Дитя.

– Смерти заслуживает только тот, кого на неё отправит суд.

– Твой суд, надо думать?

– Да, мой! – Теабран стукнул кулаком по столику. – Теперь мой. Я уже дал особое распоряжение сэру Виллему расписать новые правила и законы, по которым будет отныне жить Ангенор. Теперь никто никого не убьёт просто из желания и без разбирательств.

– Да, только на шебеницу отправят, если мне дадут бутылку.

– Да, если тебе интересно. Да. Отныне все вопросы правосудия буду решать я. Как я захочу, так и будет!

– Так всё-таки всё будет так, как хочешь ты, или по справедливости?

– Я перед тобой не отчитываюсь, – огрызнулся король. – Всё. Я всё сказал.

Но Дитя не торопилось ставить точку в затронутом вопросе.

– Отец, ты хотя бы представляешь, сколько в этом городе совершается преступлений – от воровства до насилия и убийств – ежедневно? Что ни день, так какая-то мамаша топит своего ублюдка в Руне, один лавочник режет другого из-за того, что тот переманил его покупателей, мужья насилуют жен, воры щипают городских на площадях. Ты уверен, что тебе хватит времени?

– На то я и король.

– Твоё право. Только потом не жалуйся, если с утра до вечера к тебе будут ходить местные крестьяне с жалобами, что сосед украл у него козу. Что, кстати, у нас за это теперь полагается? Ты учти, что тебе будет нужна система. Если одному за воровство курицы ты назначишь семь ударов дубинкой, то другой не сможет отделаться штрафом – тебя засмеют за непоследовательность.

– Неужели? А я и не догадался. Тогда тебя должно обрадовать то, что твой полоумный отец уже занялся этим вопросом. Видишь эту стопку бумаг?

– Вижу-вижу.

– Как ты догадываешься, это не меню для очередного банкета, а свод новых законов. Сто пятнадцать экземпляров за моей подписью, которые будут разосланы по всем уголкам королевства, и ещё около сотни переписывает послушник.

– Впечатляет, – Дитя взяло один из документов двумя пальчиками, будто тот был измазан чем-то гадким, и прочитало несколько строчек. – Особенно пункты два и семь. Не слишком ли резкие перемены? Люди могут оказаться не готовы к таким нововведениям.

– Последнее, что мне интересно в вопросах законодательства, так это твоё мнение, Ройс.

– Как хочешь, но если толпа оскорблённых ангенорцев ворвётся в Туренсворд, чтобы поднять тебя на вилы, кричи погромче, пожалуйста – мы с Огненосцами можем не увидеть тебя, будучи ослеплёнными светом твоего величия.

– Именем короля! – торжественно провозгласил глашатай, стоя на площади Агерат на специально построенном для этого случая помосте высотой десять локтей. – Его королевское величество, Теабран, первый своего имени, сын Эссегрида Роксбурга, Единственный и Единоличный король Ангенора повелевает! Свод законов, по которым отныне и впредь будет жить весь народ Ангенора: от Частокола до гор Ла Верн, от Перламутровой горы до Пустодола! Отныне! «Первое: его величество имеет право и желание лично разбираться с делами, требующими правосудия, а за неимением возможности вправе перепоручить вопрос своим доверенным лицам. Второе: отныне и впредь единственной верной религией Ангенора является вера в Единого Бога!»

Разномастная толпа на несколько секунд обескураженно замолчала… две, три, а потом разразилась такими воплями и возмущённым шумом, перемежающимся с оскорблениями и попытками прорваться сквозь кольцо охраны, что глашатай на мгновение засомневался, смогут ли Огненосцы, оцепившие площадь, сдержать гнев и угрозы расправы.

– Дослушайте! – понимая незавидность своего положения, глашатай запнулся, но продолжил: – «Иные религии, независимо от числа их последователей объявляются побочными, но имеющими право на существование, если они не сопряжены с демонстрацией приверженности к ним».

– Так што ж? – проорал какой-то косматый мужик. – Ежели я Веньё яблоко принесу за дочу, за здоровье, так я вне закона буду теперча, што ли?

Поднялся хай. В голову глашатая полетела картофелина, но пролетела мимо.

– «Третье: любой человек, оскорбивший представителя иной веры, даже если она признана на территории Ангенора побочной, считается оскорбившим честь, достоинство и веру, и потому подлежит наказанию, кое ему объявит его королевское величество или его представитель с его одобрения, а именно публичному побиванию плетью, дубиной или подвергнется иному наказанию на усмотрение его королевского величества». Прекратите кидать в меня овощами, придурки! – завопил глашатай, едва успев увернуться от брошенной в него головки гнилого лука. – Ингемар! Ингемар, угомони их, твою мать!

Ингемар молча кивнул и послал двоих солдат в сторону толпы особенно рьяно отстаивающих свои попранные права мужиков.

– «Четвёртое: отныне любой человек, препятствующий действиям воинов, таких как: Ловчие, личная армия Короля, в народе именуемая Молчащие, и Огненосцы, считается преступившим закон и посему несёт за это полную ответственность, возложенную на него королём».

– Ложный король! – прокричал во всю мощь лужёной глотки кто-то в глубине толпы. – Лож-ный! Ко-роль!

– Кто это сказал?! – колючие глазки глашатая забегали по головам в поисках крикуна. – Ингемар!

– До-лой! До-лой!

– Балаган какой-то, – ядовито прошипел глас короля, оскорблённый тем, что тупая толпа его уже совсем не слушала, а вопила, орала, сыпала проклятиями королю, королеве, чумазой девке, прелату. Прилетело «благословение» и семье самого представителя короля, стоящего на своём высоком помосте, как перст, посередине всего этого безумия.

– Животные! «Пятое: любой человек, признающий власть беглого короля Огасовара Роксбурга или высказывающий ему свою симпатию, считается изменником и подлежит немедленному заточению!» Ингемар, они сейчас прорвут оцепление! «Шестое: любой человек, выказывающий симпатию сторонникам беглого короля Огасовара Роксбурга, также считается изменником и подлежит немедленному заточению».

Глашатай вдруг замолчал, готовясь к самому страшному.

– «И седьмое: обряд тавромахии отныне упраздняется».

– Нет, – прошептал Инто, почувствовав, как в его груди что-то болезненно оборвалось. – Нет… Вы не можете!

Но его возглас утонул в неистовых воплях.

– Все! Держать строй! – командовал Огненосцам Ингемар. – Шаг назад! Шаг! Назад!

Толпа напирала.

– Ты! – лидер армии кардинала призвал своего помощника. – Молчащих сюда – быстро!..

– Нет! – Инто схватил одного из Огненосцев за руку, пытаясь прорваться к глашатаю, будто решение по тавромахии принадлежало ему. – Нет, так же нельзя! Пустите! Так нельзя!

– Закон есть закон, – деловито ответил глашатай сразу всем орущим. – Подробнее вы можете ознакомиться с перечнем законов в полдень, когда свитки с копиями вывесят на столбах здесь и у всех пяти ворот города, если вы, конечно, умеете читать. У меня всё.

– Но он не имеет права! – отчаянно вопил мальчик, едва сдерживая слёзы, отказываясь верить в происходящее. – Нельзя тавромахию! Мы же… Я же… Оставьте тавромахию! Прошу! Умоляю!

Огненосец, которому Инто вцепился в руку, с размаху ударил его по лицу и вытолкнул к лестнице, по которой спускался выполнивший свой долг представитель короля. Инто упал на брусчатку, схватившись за разбитую скулу, и заплакал.

– Не надо тавромахию!.. Пожалуйста. Я же хотел… Мне же совсем скоро шестнадцать! Она обещала, что я стану воином, приручившим дикого зверя…

– Я не знаю, о ком вы, юноша, но в любом случае вопросы не ко мне, – ответил возвеститель новостей, сворачивая свиток. – Моё дело – огласить то, что узаконил его королевское