бешенства при этих уже порядком опостылевших обвинениях. Подавив в себе желание затолкать мерзкой бабке её книжку в горло по самый желудок, оно сжало кулаки. – Я, между прочим, эту книжицу, в отличие от вас, знаю наизусть, – уточнило Дитя. – В Конквилактории её учат от корки до корки в первый же год. И, как видите, это так себе воспитатель.

Улисса оторопело уставилась на пытавшегося сосредоточиться на документах короля.

– Неслыханная дерзость! Теабран, скажи что-нибудь!

«Опять! – отчаянно подумал Теабран. – Опять начинаются мои муки».

– Могу доказать, – ответило Дитя, едва тот открыл рот. – Назовите любую страницу и строчку, и я прочитаю вам её наизусть.

Иммеле и Теабран обречённо переглянулись, не желая вступать в перепалку, которая в их доме уже стала традицией.

Узкие ноздри старухи раздулись от гнева, а глаза презрительно сузились.

– Ну? – Дитя подпёрло голову рукой, ожидая, что вызов непременно будет принят. Улисса зашелестела сухими страницами.

– Страница сто тридцать восемь, строка семь.

– «…и наказаны будут не чтящие старших рода своего великими бедами…», – ни секунды не думая, ответило Дитя. – Очень изящный намёк, очень.

– Страница триста пятьдесят девять, строка пятнадцать, – злобно прошипела леди Абертон.

– «…и низверг Светоч окаянных нелюдей безликих во тьму навстречу страху и пустоте, как пусты их были и глаза, и лица». Мило.

– Пятьсот двадцать восемь. Нижняя строка!

– А вот это уже оскорбление, – до этого момента воспринимавшее бессмысленные дебаты с поборницей морали как шутку, Дитя мгновенно ощетинилось.

– А что там? – поднял бровь Теабран, ожидая услышать какую-нибудь мерзость.

– Мама была помолвлена с человеком, от которого ждала меня, и её силой заставили выйти за другого, бабуля, поэтому это не делает её потаскухой.

– Что?! – встрепенулся король, полностью разделивший оскорблённость их высочества. – Улисса? Ну сколько можно?

Леди Адельхейда с довольным ехидством посмотрела на негодующего внука.

– Переверните страницу, – Дитя оторвало ярко-розовый лепесток бугенвиллии и растёрло его между пальцами. – Первая строка. «…а жёны, разбившие семьи и понёсшие плод сей от чужого мужа, да не будут более чтимы и называться именем своим…» Ну и кто здесь потаскуха?

– Хватит! – вспылил Теабран, вскочив со скамьи и не дав закончить красноречивую цитату. – Вы оба! Прекратите! Хотя бы на пять минут! – И, переведя дыхание, крикнул, чтобы до обоих спорщиков наконец дошла вся суть его отчаянной злости: – Как же я устал от этих ваших препирательств! Собачитесь целыми днями – покоя от вас нет! Мне всё это уже осточертело! Прекратите! Сейчас же! Пре-кра-ти-те!

Иммеле поспешила успокоить мужа и вернула его на скамью. Король одёрнул съехавший на сторону камзол, подобрал опрокинутые на землю бумаги и вернулся на место.

– Сколько можно? – прошептал он, растирая красные виски, будто ему было физически невыносимо терпеть эти ежедневные перепалки. – Сколько? Можно? Если бы вы только знали, как я от вас обоих устал!

Все замолчали.

Рядом с поворотом к площадке у Ласской башни играли в догонялки радостные Дункан и Бентон. В конюшне ржали кони, слуги чинили крышу башни. Пахло тёплой землёй и цветами. Со стороны подсвеченной закатом Многоликой горы тянуло морозом и тишиной. Неспокойной, мрачной, гнетущей.

Недалеко к дверке, ведущей в дальнюю часть кухни, уперев в бедро деревянный ящик с винными бутылками, устало шла Данка.

– Даже не думай, – прорычал король, глядя, с каким интересом Дитя наблюдало за служанкой. – Отправлю её на шебеницу.

– Можно подумать, – понурив голову, съехидничало их высочество, будто наконец смирившись со своей печальной участью вести трезвый образ жизни, и принялось терзать новый лепесток бугенвиллии. – Нет, отец, вправду, ты только и можешь, что угрожать.

– Ройс, лучше держи язык за зубами, – огрызнулся отец.

– Нет, я скажу, – настояло Дитя. – Если честно, этот вопрос нужно было поднять уже давно. Плевать на бутылку. Чёрт с тобой. Пленники! Да, отец. Нам нужно обсудить, что с ними делать.

– Чем они-то тебе не угодили? – без какого-либо энтузиазма поинтересовался Теабран, подписывая свиток с указом.

– Мне? Вообще-то тебе. Марций со своим братом, например, вчера во время проверки череп одному из охраны проломил, чтоб ты знал. Их высекли, а им хоть бы что. Уже сегодня на обоих всё зажило, как на собаках. Для этих островитян плётка вообще не наказание, хоть до мяса секи. Отряхнутся, и давай опять душу из наших вытрясать. Нужны более жёсткие меры.

– Насколько мне известно, тот охранник сам был виноват, обозвав их мать шлюхой и пригрозив изнасиловать их малолетнюю сестру.

– И что? – искренне не понимало Дитя.

– Почему я не удивлён, что ты не понимаешь?

– О, я-то всё прекрасно понимаю, но о другом тебе толкую. Сам посуди: кирасиры и эвдонцы живы и живут за счёт казны, пусть и в казематах, Гарай, преданный Осе, внезапно перешёл на нашу сторону, хотя до этого искренне верил, что Тумтабард вернётся. Графы Полулунной и Стрельцовой башен ушли восвояси без присяги, и им хоть бы что. Ясна живёт здесь, как гостья, спит на шелках. Будь на твоём месте Тонгейр, её бы уже затравили волками. Братец Чернильной Руки вообще хорошо устроился – твоим представителем на юге. Теперь ещё эта ведьма. Она тебя оскорбила, а ты ей даже наказание не назначил. Сидит рядом с эвдонцами, ест и пьет за наш счёт.

– Не знал, что тебя настолько волнует казна.

– Ты прав, она волнует меня меньше всего, – кивнуло Дитя. – А вот что волнует, так это то, что ты возишься с этими людьми, будто они тебе родные. Даже Гаала с другими беглецами ты помиловал в последний момент и оставил в темнице, а они устроили побег. Какой король когда кого за такое прощал?

– То есть как это помиловал? – подскочила на месте Улисса, будто сзади её ткнули в худосочное бедро. – Ты же говорил, что их казнят, но позже.

– С добрым утром, бабушка, – съехидничало Дитя. – Неужто Петра тебе ничего не сказала? Ах да, её же саму от этого решения отца воротит. Отец давно передумал, и Гаал уже давно сидит со своими в темнице, где и сидел.

– Я передумал, – ответил король. – Я имею на это право. Нет! Не хочу тебя слушать. Я так решил. Точка!

Улисса сгорбилась и с недовольным видом вернулась к чтению, всем видом давая понять, насколько сильно она не согласна с крайне незрелым решением правителя.

– И что же ты предлагаешь, Ройс? – вспыхнул Теабран. – Казни?

– Мне гораздо интереснее, что предлагаешь ты помимо бездействия, – Дитя бросило за спину истерзанный лепесток. – Содержать их всех, пока солнце не упадёт на землю? Содержание одного заключённого обходится казне в кругленькую сумму. Это деньги в никуда. Отец, или отпусти их, или казни. Но прежде, чем ты решишь в очередной раз пойти на поводу у чуждых насилию сэра Виллема и отца Ноэ, подумай о последствиях, – их высочество многозначительно приподняло бровь.

– Поясни. Окажи любезность.

– Давай в этот раз без иронии? Факт: ты не ведёшь охоту на тех, кто засел в Редколесье. Факт: ты прекратил поиски Осе и не осаждаешь замки его сторонников. Факт: ты отпустил Чернильную Руку подыхать в своём доме, а не в нашей темнице. Возишься с пленными, милуешь тех, кто пытался сбежать. Отец, тебе не кажется, что ты слишком мягок с людьми, которые поднимали против тебя мечи? Не сегодня-завтра они оборзеют и начнут нападать. Да, казни – не самое лучшее решение, но ещё хуже – твоё бездействие.

– Очень ценный совет от человека, который пускает в ход нож по любому поводу.

– Неправда, – возразило Дитя. – Я делаю это только по необходимости.

– И какая, скажи на милость, была необходимость убивать того виночерпия? – вопрос Теабрана застал их высочество врасплох. Лицо Дитя вдруг исказилось, будто его ударили пикой.

– Удивительно, – Теабран привлёк внимание Иммеле. – Нашему ребёнку впервые нечего сказать.

– Он заслужил, – ответило Дитя мрачным тоном и уже без той дерзости,