секунды, влепил ему пулю в лоб. На стоящей у разбитого окна кровати кто-то копошился под лёгким одеялом, сплошь покрытым осколками стекла. У кровати на стуле лежала небольшая круглая шляпка с перьями. Егор мгновенно опознал её.

— Лена! — он подскочил к кровати и рывком сдёрнул одеяло.

Она была жива. Егор отметил большой синяк под глазом, явно сломанный нос и разбитые, опухшие губы. Жена затравленно глядела на него, прижимая к груди обрывки платья.

— Ленка! — он схватил её за плечи, но Лена тут же закричала, видимо, от боли.

— Чисто, командир, — раздался сзади чей-то голос, но Егор никак не отреагировал.

Он не мог отвести от жены глаз.

— Боже, что ей пришлось пережить, — мелькнуло в голове.

— Пойдём, любимая. Всё кончилось, — он с трудом смог выдавить из себя эти слова. Что-то противное и холодное сжало его внутренности, а к горлу опять подкатил проклятый комок. Боковым зрением он увидел, что стоявший рядом вахмистр легко подхватил с пола свой тяжеленный щит и мотнул головой, предлагая остальным убираться из комнаты. Тихо скрипнула аккуратно прикрытая дверь.

— Так, братцы, — услышал он чей-то голос. — Чтоб об этом ни единой живой душе! Всем ясно?

— Да нечто мы совсем без понятия, Антип Савельич, — тут же отозвался кто-то.

— Смотрите мне. Ежели что прознаю, всех под монастырь подведу. Ну вы меня знаете.

— Да могила, господин вахмистр, даже не сомневайтесь…

Внезапно Лена разрыдалась. Должно быть, только сейчас осознала, что всё закончилось. Егор замешкался, не зная, как к ней подступиться, чтобы не причинить ненароком боль, но Лена сама потянулась к мужу, и он очень бережно обнял её. Буквально через пару минут слёзы прошли сами собой. Она ещё какое-то время прижималась к нему, но потом отстранилась и, не обращая внимания на битое стекло, села на кровати.

— Дай мне пистолет, — тихо попросила она.

— Ещё чего удумала. Собирайся лучше, любимая, домой поедем.

Она бросила на него неприязненный взгляд и поднялась. Затем, заметив труп человека на полу, подскочила к нему и принялась пинать ногами. Егор попробовал как можно мягче остановить Лену, но она вырвалась из его рук и продолжила избивать мёртвое тело. Парень решил больше не вмешиваться, в конце концов, этому типу уже всё равно, а ей нужно дать хоть какой-то выход эмоциям. Вскоре Лена выдохлась и, плюнув напоследок трупу в лицо, отошла в сторону. Егор молча наблюдал за этой вспышкой агрессии, а когда она успокоилась, скинул с себя пиджак и набросил ей на плечи. Так всё же получше…

Выводя Лену во двор, он заметил мужика, схлопотавшего резинку в живот в самом начале штурма, и женщину, стиравшую бельё в большом ржавом корыте. Сейчас они стояли рядом у стены под охраной какого-то полицейского.

— В этом доме живете? — спросил их Егор, замедляя шаг.

Они молча кивнули. Тогда Егор достал маузер и хладнокровно застрелил обоих.

Лена никуда не выходила из дома и почти не разговаривала. Доктор, навещавший её каждый день, сказал, что ребёнка она потеряла.

Юрий Андреевич привёл ей сиделку, благообразную старушку из какого-то монастыря, но заходить к Лене категорически отказался. Сказал только, что штабс-ротмистр Котов застрелился, а оставшиеся подранки из храма погибли в камере в ходе внезапно вспыхнувшей драки. Наверняка без вмешательства графа Белова здесь не обошлось, но Егор новости воспринял совершенно спокойно, даже скорее безразлично, так как судьба тех людей его нисколько не волновала.

Париж

Осенний салон — ежегодная художественная выставка, проводимая в Париже с 1903 года, быстро стала самой прогрессивной витриной для разного рода экспериментального современного искусства в стиле модерн. В седьмом зале, где выставлялись работы Матисса, Вламинка, Мангена, Дерена и Камуэна, толпилась уйма народа. Конечно же, уже давно прошли те времена, когда, в общем-то, невинные полотна вроде «Олимпии» кисти великого Мане вызывали грандиозный скандал, но и сейчас публика требовала ярких и эпатажных впечатлений и с нетерпением ждала, чем же её удивят молодые новаторы.

Двое прекрасно одетых мужчин средних лет, вошедших в этот зал, остались совершенно равнодушны к творчеству экспрессионистов. Они расположились на длинной лавке в центре зала около скульптуры работы Альбера Марке, волею судеб послужившей тому, что всех этих молодых художников стали впоследствии называть les fauves, то есть «дикие», или фовисты. Мужчины огляделись по сторонам и посчитав, видимо, что не привлекли своим появлением ничьего внимания, негромко заговорили:

— И как вам, князь, это, с позволения сказать, творчество? — высокий блондин с армейской выправкой кивнул в сторону одной из картин, возле которой происходило самое жаркое обсуждение.

Это был портрет тридцатитрёхлетней жены Анри Матисса Амели Парейр, названный La Femme au chapeau, или «Женщина в шляпе». В типичном фовистском стиле её лицо было испещрено зелёными, розовыми и жёлтыми пятнами под кирпично-красными и кобальтово-синими волосами, на которых красовалась огромная фиолетовая шляпа с разноцветными перьями.

Князь N. бросил в ту сторону быстрый взгляд и презрительно скривился:

— Я надеюсь, граф, вы позвали меня сюда не того, чтобы обсуждать эту мазню? Довольно странное место для серьёзных дел, а господин Сомов передал, что у вас очень срочное и важное дело…

— Место выбирал не я, князь. Перед вами у меня была здесь встреча с Гансом — это его идея. Он сказал, что в этом сборище идиотов серьёзного человека будет видно издалека.

— Давайте ближе к делу, Павел Константинович.

— Извольте, князь. Сегодня Ганс недвусмысленно предложил нам всем свою помощь…

— Кто такой Ганс? — быстро перебил своего собеседника князь N.

— Он представился мне полковником германского генштаба. Хотя я уверен, что имя и фамилия вымышленные, и к генеральному штабу он не имеет никакого отношения. Скорее всего, разведка.

— И что он предлагает? Чем разведка Германской империи может нам помочь?

— Он говорил от лица кайзера Германии Вильгельма II.

— Это ещё ничего не значит, — снова поморщился князь N. — Вы думаете, им можно доверять?

— Нет, конечно, но сейчас наши цели совпадают. Им тоже очень не нравятся происходящие в России перемены, и они предлагают свою помощь в возведении на престол Михаила Александровича.

Князь N. не удержался и саркастически хмыкнул, но потом его лицо приобрело задумчивое выражение, и после продолжительной паузы он тихо сказал:

— Вы знаете, граф, а ведь это очень интересное предложение. И я уверен, что многие его поддержат как в России, так и за