Машковский и Пахомов дошли до кабинета Шестакова. Адвокатхотел уже войти, но Пахомов придержал его за руку.

— Подождите.

Он громко постучал в дверь. Раз, другой. Наконец услышал:

— Войдите.

Они вошли в кабинет. За столом сидел Самсонов. Рядом с нимстояло двое относительно молодых людей. Один был чуть светлее, другойтемноволосым. Машковский, взглянув на них, сразу понял все. По их взглядам, поих костюмам, по их угрюмым физиономиям. От них повеяло смертью, и опытныйадвокат, уже двадцать лет занимающийся преступниками, чувствовал запах тления.На столе лежал «дипломат» Самсонова.

— Вам кого, товарищи? — весело спросил полковник.

— Шестакова нет, — невинным голосом произнесПахомов, словно убеждаясь в его отсутствии, — я следователь Пахомов, а этоадвокат Машковский. Нам нужен Шестаков.

— Его сегодня не будет, — ответил Самсонов.

— Жаль, я думал, мы с ним увидимся. Идемте, господинМашковский, — повернулся к дверям Пахомов.

— Да, да, конечно, — заторопился адвокат, —извините нас.

Он едва не упал, когда стремительно рванулся за Пахомовым.

— Убедились? — тихо спросил Павел Алексеевич уже вкоридоре.

— Да, конечно. Какой ужас, — еще более тихоответил Машковский, — это настоящие убийцы. Я это сразу почувствовал.

Они вернулись в кабинет Пахомова. По напряженному видуХотивари следователь понял, что соседство с Родионовым ему явно не понравилось.

— Там действительно двое молодых парней. И они,кажется, настроены весьма решительно, — скороговоркой произнес Машковский,едва переступив порог кабинета, — я таких сразу чувствую.

— Они ждут меня? — спросил Хотивари.

— Судя по всему, да. И еще один незнакомец сидит застолом. Кажется, наши хозяева были правы. У них точная информация.

Хотивари промолчал. Он уже понял, какая именно информация уэтих людей. И насколько она точная.

— Теперь можете звонить Соболеву, — разрешилРодионов.

Пахомов подошел к столу и поднял рацию.

— Говорит пятый. У нас все в порядке.

— Третий понял. Мы начинаем.

— Дайте возможность уйти нашему другу.

— Понимаем. Он уже вышел из кабинета и идет покоридору. Сейчас он будет спускаться и выйдет на улицу.

— Удачи, — пожелал Пахомов, отключаясь.

— Кажется, меня использовали, как наживку, —усмехнулся Хотивари. — Первый раз в жизни вижу, как милиция и прокуратураловят бандитов.

— Он уходит, — сказал Родионов, посмотрев вокно, — теперь можно начинать.

— Они знают, — подтвердил Пахомов. В дверькабинета Шестакова снова постучали. Молодые люди переглянулись. Один убрал свойпистолет с надетым глушителем в стол. Другой, сидевший в конце кабинета,прикрыл небольшой автомат газетой. Второй автомат лежал в «дипломате», стоявшемна подоконнике, но убийцы хотели избежать лишнего шума и пристрелить Хотиварииз пистолета. Автоматы были на случай страховки и если бы пришлось прорываться.

— Войдите, — крикнул сидевший за столом. Он былчеченцем, но имел каштановые волосы и почти рыжие усы. Второй был русский, ноуроженец Элисты и больше походил на представителя кавказской национальности,чем его напарник. Оба боевика работали на Асланбекова, были его лучшимикиллерами.

В кабинете появился пожилой человек лет семидесяти. Онвошел, с трудом передвигая ноги, держа в руках авоську с торчавшими из неепомидорами и луком.

— Что вам нужно? — нахмурился сидевший за столом.Пистолета он не стал вытаскивать. Несчастный старик — это не тот человек,против которого нужно применять оружие, чтобы выбросить его из кабинета.

— Мне нужен Шестаков, — просипел старик, — уменя бумаги. Он сказал, дадите мне, и все. Тогда ваше дело решится.

— Какие бумаги? — не понял боевик.

— Я их оставлю и уйду, — предложил старик, —мне трудно каждый раз к вам сюда приходить. Далеко ехать.

— Давайте быстрее, — согласился сидевший застолом.

Старик медленно полез в свою авоську. И неожиданно досталпистолет:

— Сидеть, — приказал он первому боевику. Второйрастерялся буквально на секунду. И в этот момент в кабинет ворвалось сразу несколькочеловек. Сопротивляться не имело смысла. Они даже не успели понять, как этопроизошло, но через мгновение на их руках защелкнулись наручники.

Из окна кабинета Пахомова Хотивари видел, как уводили егоубийц. Рядом стоял полковник Родионов. Обоих киллеров посадили в машину, и,только когда она отъехали, Хотивари повернулся к Родионову:

— Я ваш должник, простите, что вам не верил. Сегодня вымне спасли жизнь.

И он протянул руку полковнику, снова перейдя на «вы», словноподчеркивая, что недавний разговор забыт окончательно.

— Нет, — покачал головой Родионов, — не могу.Это рука бандита. Я спасал вас, выполняя свой долг и меньше всего думая о вас.Нет, гражданин Хотивари, я не буду пожимать вашу руку.

Гурам побледнел, но, сохраняя достоинство, повернулся ивышел из кабинета. Машковский уже на ходу крикнул Родионову:

— Ну зачем вы так!

Он догнал Хотивари на лестнице. Тот был бледен от гнева.

— Этого суку полковника мы сегодня порешим, —сказал он, задыхаясь от гнева, — он жить больше не будет.

— Так нельзя, — зашептал Машковский, озираясь посторонам. — Вы с ума сошли! Так нельзя.

— Я его для себя пристрелю. Он руку Гураму Хотиварипожать не захотел. Гордый очень, да? Сегодня он жить не будет.

— Не кричите, — умолял Машковский.

— Уйди, слушай, — разозлился Хотивари, — тытоже пустое место.

Он толкнул адвоката и вышел из здания прокуратуры. ГурамХотивари не знал, что предусмотрительный Асланбеков давно завербовал одного изего охранников. И теперь этот перебежчик имел твердый приказ не выпускатьбатоно Гурама из здания. Даже если ему удастся уйти живым из кабинетаШестакова.

Когда Гурам Хотивари, клокочущий злобой, появился налестнице прокуратуры республики, охранники забегали перед машинами. Двоепобежали к нему. И только один, мингрел, заросший и мрачный, вдруг вытащил свойавтомат. Никто не понял, что именно произошло. Раздалась короткая очередь, иГурам обернулся. Ему даже показалось, что кто-то из охранников довольнонепочтительно толкнул его. Он еще хотел крикнуть на него, но вдругпочувствовал, что ему не хватает воздуха. Он посмотрел вниз, и земля началауходить у него из-под ног. Гурам Хотивари рухнул на лестницу и покатился поней, оставляя кровавые полосы на светлых ступеньках. Громко закричал МиронМашковский.