Они преспокойно закрыли за собой дверь, направились к лифту,но вдруг передумали, одновременно, словно подхлестнутые неведомым импульсом,поднялись вверх на три этажа, охваченные растущим нетерпением – и, оказавшись вуютном уголке за шахтой, стали целоваться, вцепившись друг в друга так, словнозавтра должен был наступить конец света с поголовным изничтожением родачеловеческого. Вокруг них был словно очерчен магический круг, делавшийневидимыми, единственными живыми людьми среди скопища говорящих куколок, неспособных ни поймать, ни сопротивляться. Зрячие король и королева в странеслепых, ненароком задевая ногами овеянную видимой только им аурой сумку сомногими миллионами, ошалело целовались, чувствуя на губах соленый привкускрови, нетерпеливо возясь с пуговицами и «молниями», торопясь ощутить наготудругого. Они слились в единую плоть так неожиданно и естественно, что в первыймиг даже этого не поняли, дыхание смешивалось, превращаясь в хрипящий стон…

…Единственное, что немного отравляло Родиону жизнь, –тот самый белоснежный кошмар. Каждую ночь он оказывался в белой тишинебезлюдной комнаты, замкнутый в скорлупу, не позволявшую шевельнуть и пальцем.Краешком глаза улавливались отсветы ядовито-зеленых бликов, мерцавших у самойпостели, он пытался кричать, но язык не повиновался. Однажды кошмар настиг егосредь бела дня на проспекте Авиаторов, за рулем «форда». Неуловимо долгий мигказалось, что сквозь солнечный день вокруг вот-вот окончательно проступиткомната, и он замрет в параличе, увязнув там навсегда, потеряв и Соню, иденьги, и весь мир. У виска пульсировал упругий шар, пришлось остановиться ивыкурить сигарету. Потом это прошло и больше не возвращалось при дневном свете.Да и ночью он притерпелся, отгоняя панические мысли, терпеливо дожидаясь, когдабелая комната растает, и он окажется в привычной темноте. Или посрединевероятно яркого цветного сна. В последнее время снились исключительно многоцветные,яркие сны, насыщенные спектрально чистыми красками.

С домом и Ликой уладилось предельно просто: он попроступереселился в «берлогу», прихватив кое-какие вещички. Немного неудобно былоперед Зойкой – единственное, что мучило его всерьез, но объяснения онпредоставил Лике. Как и улаживание всех формальностей с разводом, написавзаявление по всем правилам. Успокоенная всем этим Лика снизошла до того, чтополчасика посидела с ним за рюмкой, обсуждая детали и частности вполнецивилизованно. Правда, Родион ее хорошо знал, насколько можно знать женщину, скоторой прожил столько лет, – и видел, что в глазах у нее навсегдапоселилась нешуточная ненависть, что хамского изнасилования под дулом пистолетаЛика ему никогда не простит. Ничего не предпримет, но не простит.

Что его не волновало ничуть. Со старой жизнью былопокончено. И напоследок он собирался устроить бывшей женушке и ее любовничкуприятный сюрприз. Упаси господи, без убийств и даже без малейшегорукоприкладства – но запомнить этот вечер парочка прелюбодеев должна на всюоставшуюся жизнь…

…Впервые Соня оставалась у него ночевать в «берлоге», заявивродителям, что пора провести с будущим мужем настоящую ночь любви, безторопливых обжиманий по неприспособленным для этого углам. По ее реляции,родители приняли эту новость со скорбно-философским смирением, налегая лишь нато, чтобы доченька все обдумала и взвесила и по юной ветрености не осталась набобах. Как признавалась Соня, не будучи в состоянии смеяться открыто, она чутьне описалась от избытка чувств, когда маман, уединившись с ней на кухне,возжелала дать парочку уроков сексуального ликбеза. Слушала Соня, по ееподсчетам, секунд двадцать, больше не вытерпела, а потом, с невинным выражениемлица обрисовав мамаше позицию номер сорок семь из некоей французской книжки,преспокойно ушла, пока родительница пыталась вернуть в нормальное положениенижнюю челюсть.

Естественно, Родион возжелал увидеть позицию сорок семь внатуре. Увы, от практических занятий пришлось пока что отказаться. К очереднойразбойничьей оргии любовники подготовились всерьез, живописно расположив толькочто взятые сто пятьдесят миллионов и дюжину шампанского вокруг ковра, а вванной поместив натуральное французское белье, купленное по дороге. Однако напути к празднику души и тела досадным препятствием оказались те четыре жестянкииз-под индийского чая, содержавшие что угодно, только не чай…

Все четыре были набиты розовой массой, напоминавшей по цветузефир «Клюковка» шантарского производства, а по консистенции – рахат-лукумместного же изготовления. Масса эта, старательно упакованная в полиэтилен,озадачила не на шутку. Даже фривольные мысли отодвинулись на второй план.

Решено было исследовать обстоятельно и вдумчиво. Родион, какмужчина, должен был обеспечить техническую сторону дела, что он в момент ипроделал, притащив из кухни самую разнообразную утварь.

Для начала массу долго старательно протыкали пикой для льда,установив, что никаких посторонних вложений там не содержится. Подцепив немногона кончик чайной ложечки, понюхали, но аналогий запаху в прошлом жизненномопыте не вспомнили. Подожгли. Хоть и плохо, но кое-как сгорело – запахопять-таки казался незнакомым. Попробовать на язык так и не хватило храбрости,как ни подбадривали друг друга.

Решительно не зная, что бы учинить еще, попробовали развестищепотку в воде. Растворилась. На этом зуд экспериментаторства как-то приутих –за отсутствием свежих идей.

– А вдруг это яд? – спохватилась Соня.

– А как проверить? Там в подъезде кошка чья-то сидит, можнонакормить…

– Кто ее знает, – задумчиво сказала Соня. – Вдругона не сразу помрет? Или на нее это подействует как-то иначе?

– Действительно…

Соня вдруг запоздало испугалась:

– Слушай, а если это что-то радиоактивное?

Ему тоже стало не по себе, отодвинулся от раскрытой банки.Но тут же опомнился:

– Не похоже что-то. Впрочем, проверить не мешает…

Вадик Самсонов, жуир и плейбой, тем не менее был толковыминженером. И держал дома кучу всевозможных импортных штучек. Отыскался идозиметр. Судя по его показаниям – а в его исправности Родион несомневался, – никакой радиации розовая масса не испускала. Фон был самымобычным для Шантарска, стоявшего вместе с прилегающими деревнями на пластахурановой руды – японцы умерли бы от шока, но коренные горожане не видели ничегопугающего…

– Отпадает, – сказал Родион.

– Может, редкоземы? – с отчаяния предположилаСоня. – Сейчас ведь торгуют таким, что и представить раньше былоневозможно. Мне даже красную ртуть в пузырьке показывали. Зашел один обормот вофис и предложил партию, показал этот самый сосуд. Тамошние бизнесмены в окнапопрыгали, благо дело было летом, на первом этаже…

– Нет никакой красной ртути, – сказал Родион. –Как инженер говорю.

– Но ведь торгуют?

– Если чем-то торгуют, еще не обязательно, чтобы оно вприроде существовало, – философски заключил Родион. – Акции МММвзять…