Ирина вошла неожиданно, бесшумно распахнув дверь. При всякойих встрече она волшебным образом менялась, так что Родиону всегда приходилось делатьнад собой некоторое усилие, чтобы узнать заново столь неожиданно ворвавшуюся вего жизнь красавицу. Короткое черное платье, обнажавшее чудесные покатые плечи,с равным успехом могло сойти и за траурный наряд, и за изыск моды. Прическановая, незнакомая, на шее тоненькая золотая цепочка – и больше никакихдрагоценностей. Так и пристало выглядеть королеве, когда супруг еще не опущен вмогилу…

На миг ему стало неловко – как говорить и как держаться?Ирина, разрешив сомнения, подошла как ни в чем не бывало, легонько чмокнула вщеку и опустилась в кресло. И словно бы сняла предназначавшуюся для оставшихсяза дверью маску – огромные синие глаза светились прежним лукавством и волей.

– Хоть бы пожалел бедную вдову, убивец… – сказала она сознакомой ослепительной улыбкой. – Нет-нет, я не это имела в виду… – Онаотстранила жестом приподнявшегося было Родиона. – Я про… незапланированныефигуры, снятые с доски.

– А что мне оставалось делать? – пожал онплечами. – Этот черт вдруг кинулся в кабинет, когда я выходил…

– Да нет, все правильно. Ты просто молодец. Но вот каковомне было охать и проливать слезу над тремя? Да еще пенсии родственникам платитьпридется, жестом доброй воли… Что ты морщишься? Я чудовище?

– Да я сам не лучше.

– Значит, обойдемся без интеллигентских самокопаний, идет?Кинулся в кабинет… Ну конечно, чутье у него было волчье. Все к лучшему в этомлучшем из миров – теперь поставлю своего человека на освободившееся место… Мыможем друг друга поздравить, Родик. Я наконец-то обрела полный душевный покой,а ты – полную безнаказанность. Информация у меня точная – ни одна живая душа натебя не обратила внимания. Какая-то дуреха видела – но помнит лишь, что мимонее прошел мужчина. Ни цвета волос, ни роста, ни возраста… Интересно, каковочувствовать себя удачливым киллером?

– А каково – хозяйкой империи?

– Ты преувеличиваешь, Родик… – Она опустила длинные ресницы,но видно было, что реплика ей приятна. – И потом, прежде чем стануполновластной хозяйкой, много воды утечет. Такие дела просто не делаются, непивной ларек принимаешь… – Она скрестила великолепные ноги, изящно прикуриладлинную коричневую сигарету. – Бог мой, а это что?

Он с солидным видом пожал плечами:

– Примитивная глушилка. Не из самых дорогих.

– Родик, ты прелесть… – Она открыла сумочку и продемонстрировалатакую же черную коробочку с рубиново светившимся глазком. – Ты, надеюсь,не моего потайного магнитофона опасаешься?

– Конечно, нет, – сказал он искренне. – Друг надруга нам писать было бы глупо. Просто после истории с блудной супругой я здешнимстенам не особенно доверяю.

– Правильно, – серьезно сказала она. – Всегданайдется скотина, которой одного работодателя покажется мало. Вообще, я этотоазис, скорее всего, навещаю в последний раз. Из осторожности. И толчкомпослужила как раз история с твоей супругой, которую Эдуард свет Петрович сдал,хотя получал от нее хорошие деньги. Предавший однажды… – Она невинноулыбнулась. – В случае чего, если с ним возникнут проблемы, на тебя постарой памяти можно рассчитывать? – и рассмеялась: – Все же в тебесохранилось здоровое высокоморальное начало – перекосился весь…

– Давай поговорим о деле, – сказал он сухо.

– Родик, ты растешь на глазах…

– Давай поговорим о деле.

– Ро-одик… Дай ты возможность много выстрадавшей женщинехоть на миг почувствовать себя совершенно раскованной и веселой! Мне через двачаса предстоит тащиться на роскошнейшие похороны, если бы ты знал, сколько тамбудет вульгарнейшей пышности и натужной скорби… Ну, не столь уж натужной –многие из тех, кто будет провожать мое сокровище в последний путь, станутпоневоле примерять на себя столь же унылый финал… И под ложечкой будетпосасывать довольно мерзко… Бог ты мой, как надоело все, и какой прекраснойтеперь видится нищая студенческая юность… Выпьем?

– Я за рулем.

– Ладно, тогда и я не буду. Давай о деле… – Она достала изсумочки пухлую пачку серо-зеленых бумажек, перетянутую черной резинкой. –Держи.

– Здесь все? – солидно спросил он, взвесив пачку вруке.

– Пока пять тысяч. Родик, я понимаю, что невероятно передтобой виновата… – Она подняла узкую ладонь, предупреждая его то ли удивленную,то ли сердитую реплику, так и не сорвавшуюся с губ. – Но это все, чтоудалось наскрести по сусекам.

Не скрывая раздражения, он демонстративно снял резинку,поворошил купюры с бородатым Грантом.

– Неужели опасаешься «куклы»? – Ирина обиженно надулагубы, и в ее голосе Родиону почудилась нотка презрения.

– Да нет, смотрю просто. Мы же договаривались… Ирина поднялаглаза, потемневшие на миг:

– Родик, не надо на меня давить…

В голосе явственно прорезался металл. Пожалуй, именно такмогла держаться вышеупомянутая императрица, когда сделавший свое дело убийцапотребовал бы вместо оговоренной платы пожаловать ему еще и патент на чинфельдмаршала. У Родиона в голове промелькнула фразочка из Дюма: «Только ЕлизаветаАнглийская и Екатерина Великая умели быть для своих фаворитов и государынями, илюбовницами». Из бархатных перчаток вдруг выскочили, прорвав тонкую ткань,острые коготки…

Он не смутился и не поддался ее превосходству – но понял,что Ирина тверже, чем ему раньше казалось. Впрочем, мягкая домашняя кошечка несмогла бы хладнокровно нанять киллера и держаться сейчас столь непринужденно…

– Я на тебя ничуть не давлю, – сказал он, как можнонебрежнее пряча доллары во внутренний карман. – Но полагался всецело начестное купеческое слово…

Ирина лукаво усмехнулась:

– Родик, демагогии ради можно напомнить, что конкретныхсроков я не называла, верно? Милый, я вовсе не собираюсь тебя, как выражаютсяюнцы, прокидывать. Что обещала, то и заплачу. До последнего президентика. Ноты, как человек серьезный, должен понимать ситуацию. В шкатулках, ящиках столаи карманах пиджаков оказалось гораздо меньше, чем рассчитывала. Снять сейчас сосчета такие деньги буквально после убийства означает дать пищу… ну, не дляпрямых обвинений, для ненужных пересудов. Иногда пересуды оказываются сильнееобвинений… Причем, извини за цинизм, твое положение, если у тебя найдут вкармане полсотни тысяч баксов, будет гораздо хуже моего. Мне не придетсяобъясняться, а вот тебе…

– Это намек? – угрюмо спросил он.

– Бог с тобой, Родик! Ты сегодня просто несносный. Трудныйдень?

– Говорю же, поверил в честное купеческое слово…

– Которое никто и не собирается нарушать. Я только хочу,чтобы ты вошел в мое положение… – Она ослепительно улыбнулась. – Родик, ябыла с тобой в чем-то неискренней?