Образ Венеции также веками формировался многими поколениями архитекторов и строителей. В самом начале XVI века ведущим архитектором (а также весьма талантливым скульптором) был Якопо Сансовино, и созданная по его проекту Библиотека Марчиана (библиотека Святого Марка) утвердила в Венеции новый стиль зданий — сдержанных, прямолинейных, резко контрастирующих с византийскими и исламскими арками и причудливо украшенными фасадами большинства роскошных дворцов, расположенных вдоль каналов.

Однако самый большой вклад в формирование облика Венеции внес преемник Сансовино, Андреа Палладио. При рождении ему было дано имя Андреа ди Пьетро делла Гондола, но на третьем десятке лет один из его покровителей, граф, живший в предместье Виченцы, дал ему классически звучащее имя Палладио. Такая перемена имени пришлась кстати. «Гондола» звучало бы комично для архитектора, придавшего новый облик Венеции, которую в 1570 году в своем великом трактате «Четыре книги об архитектуре» он описал как «единственную хранительницу величия и великолепия Древнего Рима»[370], что не совсем точно, но в те времена это было высшей из всех возможных похвал.

Палладио строил виллы в соответствии с трудами об архитектуре своих предшественников Альберти и Витрувия, которые оба основывались на греческой концепции идеально сбалансированных архитектурных форм и тесно взаимодействующих с естественным окружением. К этим идеям Палладио добавил свое собственное понимание изящества и очарования, выраженное в разнообразных формах и конфигурациях, которые можно использовать при строительстве зданий, так что архитектура отчасти стала походить на скульптуру. Это справедливо, если говорить о виллах, которые он строил в сельской местности, к северу от Венеции: например, о вилле Барбаро в Мазере — светлом, открытом здании, верхний этаж которого был украшен фресками Веронезе, изображающими сцены из мифологии и беззаботной сельской жизни, отразившие аристократические привычки высокородных землевладельцев[371].

То же самое можно сказать о его венецианских проектах, в основном религиозных постройках. Одним из самых крупных заказов стала церковь Иль Реденторе (в честь Искупителя), построенная за счет Венецианского государства после того, как от города отступила чума. Наиболее наглядной инновацией Палладио в религиозной архитектуре стало решение фасадов, самым грандиозным из которых является фасад Иль Реденторе. Форма классического храмового фасада с колоннами и фронтонами воспроизведена в виде уплощенного рельефа, словно собранные вместе профили всех пространств внутри церкви демонстрируют разницу в высоте и формах между высоким центральным нефом и более низкими боковыми нефами.

Двойной фронтон Палладио перенял у римского Пантеона, где один фронтон расположен над портиком, а другой — у ротонды главного здания[372]. Палладио развивает этот прием, создавая сложную последовательность форм, которые, однако, ясно читаются с первого взгляда. Орнаментальность в его архитектуре сведена к минимуму, оставлены лишь очертания форм и линий, основательно и твердо вырастающие над кромкой воды и при этом столь же прозрачные и сияющие, как окружающее их пространство света и воды. Фасады Палладио бесконечно далеки от колорита и театральности венецианской живописи, являя для нее идеальный противовес: они демонстрируют чистый, не усложенный декорацией стиль архитектуры, использующий базовые элементы — будто сокращающий приемы Тициана, Веронезе и Тинторетто до основных элементов живописи.

Андреа Палладио. Церковь Иль Реденторе, Венеция. 1577–1592

При этом архитектурный стиль Палладио возник не без влияния Микеланджело — его экспрессивных, фантастических скульптурных форм, которые создали поразительный эффект в библиотеке Лауренциана. Фантазия Микеланджело реет над эпохой, как незыблемый источник энергии и вдохновения и как призыв к соперничеству. В 1554 году всего в нескольких шагах от мраморного «Давида» Микеланджело, в Лоджии деи Ланци, рядом с флорентийским палаццо Веккьо, была торжественно открыта скульптура, ставшая одним из величайших достижений бронзового литья того времени и всей истории.

Это бронзовая фигура Персея, который держит голову горгоны Медузы, а ее безжизненное тело лежит у его ног — сцена из легенды, рассказанной римским поэтом Овидием в его «Метаморфозах». Ее создатель, Бенвенуто Челлини, знал, что ему не превзойти Микеланджело в мраморе или Донателло в бронзе, однако он решил помериться с ними в технической смелости, отлив бронзовую фигуру не по частям, а целиком. Главное, он знал, что в любом случае превзойдет работу Баччо Бандинелли, любимого скульптора своего покровителя, Козимо I, по той причине, как он сам гордо заявлял, что он, Бенвенуто, творит прямо с натуры, а Баччо заимствует формы у античных статуй.

Бенвенуто Челлини. Персей с головой горгоны Медузы. 1545–1554. Бронза

Рассказ Челлини о создании «Персея и Медузы» в его автобиографии является одним из самых захватывающих описаний процесса творения, когда-либо написанных художником. Создав литейную форму для статуи Персея с головой Медузы, Бенвенуто со своими помощниками приступил к плавке кусков меди и бронзы (так называемых болванок) для заливки металла внутрь. Снаружи разразилась буря, «небо гнало» в мастерскую «столько воды и ветра», что грозило погасить горн. Первая плавка потребовала от Бенвенуто столько усилий, что он заболел и был уверен, что умрет. И всё же, когда кто-то из подручных пришел сказать, что бронза испорчена, он вскочил с кровати и бросился в мастерскую, снова раздул огонь, стал раздавать указания, чтобы бросили «полсвинки олова» и бронза стала жидкой, но тут послышался «грохот с превеликим сиянием огня, так что казалось прямо-таки, будто молния образовалась тут же в нашем присутствии», крышка горна треснула, и бронза начала вытекать наружу. Бенвенуто приказал одним помощникам открыть отверстия формы, чтобы металл заливался внутрь, а другим — скорее принести «все <…> оловянные блюда, и чашки, и тарелки», какие только были в доме, чтобы бросить их в расплавленный металл, поскольку олово разжижает бронзу, помогая ей заполнить сложную литейную форму. «Вдруг моя форма наполнилась; ввиду чего я опустился на колени и всем сердцем возблагодарил Бога; затем повернулся к блюду салата, которое тут было на скамеечке, и с большим аппетитом поел и выпил вместе со всем этим народом»[373]. Когда же Бенвенуто открыл отлитую работу, оказалось, что все части формы были хорошо заполнены расплавленным металлом, кроме пальцев на ногах Персея.

Когда статуя была наконец установлена, то вызвала всеобщее восхищение, даже Баччо Бандинелли признал ее величие. В рассказе Овидия Персей убивает горгону Медузу, ориентируясь на ее отражение на своем щите, чтобы избежать ее взгляда, превращающего человека в камень, а затем спасает эфиопскую принцессу Андромеду от морского чудовища. В статуе Челлини по телу Медузы еще пробегает последняя дрожь, взгляд ее потух, она испускает последний вздох. Обезглавленное тело обвивает ноги Персея, одной рукой Медуза еще хватает себя за стопу, словно пытаясь защититься, другая рука безвольно повисла. В качестве модели Челлини