– Что?

Розалин недоуменно уставилась на него, надеясь обнаружить на его лице ехидную улыбочку. Но Алекс был вполне серьезен.

– Я должен тебе кое-что рассказать про мадам Люсинду.

Такое вступление заставило ее заволноваться еще больше.

– Так рассказывай!

Она не сводила с него глаз, а Алекс задумчиво обвел взглядом гостиную и начал:

– Когда я работал в полиции, еще до Уоррена, я часто наведывался к ней…

– Нет, я передумала! – замахала руками Розалин. – Если только ты не хочешь сказать, что она твоя мать, то лучше замолчи!

Алекс усмехнулся.

– Я сейчас совсем о другом. Откуда она по-твоему берет своих девочек? Большая часть из них – беглые рабыни. Если бы полиция хоть раз хорошенько у нее пошерстила, то от борделя ничего бы не осталось, а ее саму вздернули бы за укрывательство.

Розалин замерла. Она никогда не задумывалась ни о чем подобном.

– Поэтому полицейских она обслуживает даром, да еще и приплачивает им за молчание. И я был одним из них. С той разницей, что я не брал денег и всегда помогал ей скрывать девушек. Я вытащил ее из парочки очень скверных историй. Мадам Люсинда не откажет мне в помощи.

Розалин вспомнила свой визит в бордель. Похоже, в этом городе у всего есть обратная сторона. Как, наверное, и в любом другом…

– Не хочу обидеть мадам Люсинду, но вряд ли нам чем-то помогут ее услуги!

Алекс рассмеялся.

– Ты очаровательна, когда ревнуешь, но я имел в виду, что у нее можно попросить чистое постельное белье и подобные мелочи, чтобы нам поменьше светиться на людях.

Перспектива пользоваться постельными принадлежностями из публичного дома Розалин не радовала, но, как справедливо заметил Алекс, сейчас им рискованно было общаться даже с прачками.

– А она не сдаст нас Корнштейну? – все же сомневалась она.

– Не сдаст, если моя помощь для нее хоть что-то значила, – ответил Алекс и задумчиво прибавил: – К тому же она знает, что я могу жестоко отомстить.

Розалин хмыкнула. Благородство благородством, но Алекс больше верил в страх.

– Ну, ладно.

***

Работа по обустройству гостиной кипела до глубокой ночи. Розалин мыла и чистила все вокруг. Алекс и Джон таскали мебель. Самую ветхую ломали на дрова, ведь угля для камина у них тоже не было. В комнате оставили лишь самое необходимое: диван, на котором спал Дерек, кофейный столик, старинный секретер и пару крепких на вид стульев. Лишь когда часы на ратуше пробили полночь, Алекс, Джон и Розалин поужинали едой из ближайшего паба и стали ложиться спать.

Алекс и Джон притащили из гостевой комнаты тахту для Розалин, а себе на свежевымытом полу постелили матрасы. Одеяла, подушки и белье, принесенные Алексом от мадам Люсинды, пришлись очень кстати.

Розалин улеглась в той же одежде, в которой проходила весь день – ничего другого у нее не было. Кутаясь в одеяло, она смотрела на огонь. Ей казалось, что так они могли бы ночевать в военное время. Словно они разбили лагерь в поле, а жарко натопленный камин выполнял роль костра. После тяжелого дня глаза слипались, но невеселые мысли не давали Розалин погрузиться в сон.

Дерек за весь день не пошевелился. Она несколько раз проверяла его пульс и дыхание. И все было в порядке. Но вспоминая его жуткий вид в гостинице, Розалин боялась, что это как раз тот случай, когда живая вода может оказаться бессильной.

Однако прежде, чем предполагать худшее, нужно испробовать все. Розалин знала, что делать: ей был нужен питательный раствор, с помощью которого она вылечила Алекса три года назад. Она ругала себя за глупость: ведь собиралась сделать запас, пока работала в больнице, но не успела. А шприц и скальпель остались в доме на Розовой улице!

Еще хуже были мысли о Лиз. Где она сейчас? Что с ней? Обсудить ее поиски они толком не успели, Алекс сказал лишь, что если она жива, то может позвонить им. Странной особенностью их новой базы оказалось то, что номер телефона остался прежним. Поэтому Филипп легко связался с ними. А Джону просто не повезло: когда он звонил, Алекс разыскивал Розалин, и на базе было пусто.

***

Розалин разбудил яркий солнечный луч, бьющий прямо в глаза. Это могло означать только одно: уже очень поздно. Выбравшись из-под одеяла, она первым делом увидела Джона.

Он примостился на самом краешке дивана Дерека и держал сына за руку. Тот по-прежнему крепко спал.

Розалин ощутила, как все внутри сжалось от тревоги. Если Дерек не выживет, что будет с Джоном?

Она подошла к телохранителю и положила руку ему на плечо. Он поднял на нее взгляд и непослушными губами произнес то, что она не хотела говорить вслух:

– Мне страшно, что он не проснется.

Розалин поняла, что как бы сильно ее не пугала эта мысль, Джона она пугает в тысячу раз сильнее.

– Я понимаю, Джон. Но я сделаю все возможное.

– Что ты сделаешь, Роззи?

– Схожу в больницу за препаратом.

***

Конечно, Джон не хотел отпускать ее одну, предлагал пойти вместо нее. Но Розалин была настроена решительно: лечение – ее компетенция. К счастью, Алекс возился на кухне, пытаясь починить плиту, и Розалин не пришлось спорить еще и с ним. Она выскользнула из дома и взяла кэб.

Вылезая из машины у кирпичного здания, Розалин словно вернулась назад во времени. Суинчестерская больница не изменилась. Она жила своей жизнью с Розалин или без нее, с мистером Уилсоном или без него. Все так же в двери входили пациенты, внутри сновали медсестры, а очередь в приемную не иссякала. Как живой организм она самовосстанавливалась, заменяя поврежденные ткани новыми или передавая функции утраченных органов оставшимся.

Интересно, кто теперь главный врач?

Надвинув шляпку пониже на глаза, Розалин сглотнула ком в горле и направилась в детское отделение.

Мередит как раз выходила из сестринской с подносом, полным склянок с лекарствами, когда взгляд ее замер на Розалин. От изумления акушерка рот открыла.

– Привет! – сказала Розалин, подхватив опасно накренившийся поднос.

Мередит поджала губы и быстро затолкала ее в сестринскую.

– Что ты делаешь здесь, Линн? – прошипела она, отобрав у нее поднос и поставив его на стол, отчего пузырьки на нем жалобно звякнули. – А если тебя кто-нибудь увидит?

– Ну если ты не позовешь полицию, то все будет в порядке, – ответила Розалин.

– Глупости не болтай! – обиделась акушерка, а потом обняла ее так, что ребра затрещали. – Как я рада, что ты жива! Мистер Пайнс сказал всем, что ты погибла.