На Востоке проповедники христианства столкнулись с проблемой, которая вряд ли возникала в Америке, — здесь они столкнулись с великими религиями. Те иезуиты, которые в 1579 году отправились ко двору Великого Могола, потомка завоевателя Индии Акбара, выяснили, что их христианский культ осуществляется в храме, который Акбар построил в городе Фатехпур-Сикри. Однако христианам приходилось делить здание с парсами (зороастрийцами, индуистами, джайнистами и буддистами.

Нормальное и традиционное отношение христиан к язычеству заключалось в том, что идолов следовало разбить. В 1560 году в Гоа привезли приписываемый Будде зуб. И хотя обанкротившиеся местные португальские власти хотели принять предложение 100 000 фунтов стерлингов от одного раджи в обмен на этот зуб, архиепископ выступил с предложением уничтожить реликвию.

Испанцы в Америке и на Филиппинах придерживались принципа, что все старые религии следует уничтожить как языческие, тогда новая религия придет во всей своей чистоте. Епископ Манилы на Филиппинах принуждал китайских новообращенных отрезать свои косички и носить волосы точно так же, как это делали испанцы, что становилось видимым признаком, что китайцы освободились от своих еретических обычаев.

«Я ожидаю, — писал иезуит Вилела в 1571 году после того, как увидел верующих, танцующих у синтоистского храма в городе Касуга, Япония, — я думаю, что мне придется действовать подобно тому, как поступил Илья-пророк со жрецами Ваала».

Однако в связи с религиозными обстоятельствами Индии и Китая подобные имевшие древнееврейские истоки обычаи внутри христианского мира впервые начали меняться. Поскольку терпимость и эклектика считались добродетелью среди индусов, а святость и аскетическая жизнь ценились и индусами и буддистами, некоторые христианские миссионеры с уважением стали относиться к этим религиям. И у них возникало неприятие старых методов — они воспринимали их как препятствие к истинному проповедованию христианства. Даже Хавьер изменил свои ранние представления по поводу «сбрасывания идолов».

Проявления подобной «деликатности» в отношении обычаев или верований нехристиан обычно не нравились и отвергались доминиканцами, в определенной мере ограничивались иезуитами.

В Америке и на Филиппинах большинство испанцев поступали так, как будто среди жителей никакой старой религии не существовало, поэтому они вполне могли продвигать христианскую веру. В 1531 году епископ Сумаррага писал из Мехико, что они уничтожили более 500 храмов и 20 000 идолов.

Отец Барнардино да Саагун глубоко изучил с антропологической точки зрения племена Америки, и его исследование стало важным свидетельством исчезнувшего общества. Однако Саагун не пользовался популярностью среди своих коллег, его книги запрещались и были опубликованы только в современное время, последователей у него не оказалось.

Человеческие жертвоприношения и грубые отталкивающие культы заставляли миссионеров воспринимать их соответствующим образом. Испанский опыт взаимоотношений с индейскими племенами и их религиями в Америке не обязательно является основанием жесткого противоборства христианства и индуизма, христианства и буддизма.

Очевидной проблемой, появившейся вместе с восточными религиями, стала языковая, использование тех понятий, которые смогли бы выразить основы христианского учения. Христианские учителя могли делать это более доходчиво, если бы использовали понятия, сходные с теми, что существовали в других религиях. Но они сталкивались с риском ввести в заблуждение своих слушателей, используя такие понятия из нехристианских систем со всеми их ошибочными толкованиями.

С такой проблемой однажды столкнулся Хавьер. В Японии он сначала перевел слово «Бог», воспользовавшись буддистским аналогом «Дайничи», и только через несколько месяцев, поняв, что воспользовался пагубным переводом, заменил его португальским «Деус», показавшимся ортодоксальным, но непонятным для японцев.

Как и в других известных религиях, более актуальными стали вопросы практического рода. Вряд ли это беспокоило испанцев, они не одобряли все старые обряды, обращали своих неофитов не только в христиан, но и, в культурном отношении, в испанцев. Ту же самую политику пытались применить и португальцы в Гоа. Оригинальный португальский катехизис для Индии в виде вопроса «Вы хотите стать христианином?» звучал как: «Вам хотелось бы присоединиться к касте европейцев?»

Вскоре стало очевидным, что подобные действия невозможны, и поэтому миссионерам приходилась решать, какие из социальных обычаев японцев, китайцев или индейцев считались только социальными и гражданскими, а какие — религиозными, а значит — несовместимыми с новыми христианскими ценностями принимающих крещение.

Почитание предков в Китае и деление на касты (варны) в Индии являлись важными неотъемлемыми составными частями социальных систем. Иезуиты в Китае придерживались мнения, что почитание предков являлось социальным, а не религиозным действием. Если же все же оно и было религиозным, то вряд ли сильно отличалось от католических молитв об усопшем. Иезуиты хотели, чтобы китайцы воспринимали христианство не как замену, не как новую религию, а как высшее воплощение их самых прекрасных ожиданий.

Однако китайцы не воспринимали иезуитов серьезно. В 1631 году в путешествие в Пекин из Малины (Филиппины) отправились францисканец и доминиканец (нелегально с точки зрения португальцев). Там они обнаружили, что для перевода слова «месса» в иезуитском катехизисе используется иероглиф tsi, с помощью которого в китайском языке описывают церемонии поклонения предкам.

Переодевшись, однажды ночью они отправились на такую церемонию, наблюдали за участвовавшими в ней китайцами и ужаснулись тем, что увидели. Так начался конфликт «ритуалов», поразивший восточные миссии более чем на столетие.

Ответственным за столь примечательное рискованное начинание в Пекине стал Маттео Риччи. Он специализировался в классическом китайском, одевался в наряд мандарина, изучал китайскую науку, представлял христианство как воплощение конфуцианства, охотно допускал традиционный культ предков.

В 1599 году Маттео Риччи основал первую католическую церковь в Нанкине. В 1601 году он получил аудиенцию в Пекине у императора Ваньли (Ваньли, правил в 1573–1620) и продемонстрировал ему часы, которые отбивали время. Удивленный император предоставил Риччи субсидию.

Особенность проповедования Евангелия Маттео Риччи заключалась в том, что он мог нарисовать превосходную карту мира, с Китаем в центре, но с крестом и отрывками из Священного Писания на пустом пространстве. Его проповедование во многом отличалось от конкретных дел испанцев, например в Мексике.

Риччи проводил утомительные часы с чашкой чая, обсуждая с интеллигентными посетителями вопросы науки и философии. Когда он умер в 1610 году, то в Китае существовала китайская конгрегация и во всем Китае было порядка 2000 обращенных в христианство.

После смерти Риччи и временной антихристианской реакции миссию в Китае продолжил отец Адам, находившийся в этой стране с 1622 по 1666 год. Он сделался необходимым двору благодаря календарю, выросшему из проекта Риччи. Китайский календарь, определявший счастливые и несчастливые дни, основывался на точных астрономических расчетах.

Изучив астрономию и показав неточность вычислений, преобладавших у мусульманских астрономов, Риччи стал незаменимым и возвысился до высших придворных, став директором китайской обсерватории и государственного министра по математике. Он составил много книг по китайской арифметике и геометрии, став