Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если тебе трудно, мы можем не говорить о твоей семье. — Я отставила ступку на пол и поспешно накрыла рукой руку Елрех. Сжала, ощущая напряжение.
Елрех пустым взором окинула наши кисти и мотнула головой. Ее голос звучал непривычно: веселье напрочь исчезло, раскрывая душевную тоску.
— Я многого не помню из детства, но кое-что никак не получается забыть. Когда повзрослела достаточно, чтобы носиться по улицам и понимать взрослые беседы, слышала, как судачили соседки обо мне в нашей деревне. Отцу отдали меня, когда моя голова пухом еще не обросла. Только знаешь, Асфирель, не нужна я ему была. У него своя семья была, молодая жена вот-вот рожать собиралась. Двойняшек. Я семейную радость разрушила…
— Ты была маленькой, — поспешно заявила я очевидное.
Открыла рот, чтобы исправиться, добавить что-нибудь еще, но ссутулилась и промолчала. Мои слова не помогут старой ране. Ничьи — не помогут. Дети восприимчивы к слухам, и у них красочная фантазия. Бавиль выдумывал сражение, и оно оживало перед глазами, будоражило кровь, заставляло неметь пальцы от страха и вызывало дрожь от восторга.
Елрех продолжила говорить. Ее голос не охрип, но напитался едва заметной тяжестью, добавляя холода. Отрешенности.
— У него была маленькая изба. — Пожала плечами. — Мне не нашлось в ней места. Но повезло — на окраине жила его мама. Бабуля меня и воспитывала. Я любила ее, а она меня. Мудрой была. А какой строгой, — хохотнула, а глаза наполнились влагой. Заблестели. — О ней тоже сплетничали, что с злыми духами дружбу водит. То развратницей клеймили, то… ведьмой. Она была красивой фангрой, Асфирель. Муж умер молодым, а она больше ни на кого смотреть не могла. К ней сватались, а она отваживала от себя. Обидчивые мужики слухи и распускали, а влюбленные в них девки дальше разносили дурную молву. Разве ж могла ей полукровка в доме помешать и репутацию испортить?
Шальная улыбка на несколько секунд озарила лицо Елрех. Я старалась не дышать.
Улыбка сошла с лица, шея дрогнула от натужного глотка — Елрех продолжила:
— А потом моя мама решила отыскать дочь. Шан’ниэрдки… — Нахмурилась, обидчиво поджимая губы. — Ветреные особы. А тут еще и гордость за расу. Им лишь бы потешить себя, доказать собственное превосходство. Мама вдруг вспомнила обо мне. Захотела, чтобы все ее дети были образованными. Будто мне и без этого плохо жилось.
Она перевернула руку под моей рукой — ладонь к ладони. Пальцы сжались крепко. Уголки моих губ дрогнули, но улыбнуться не получилось. Сколько времени прошло с нашего знакомства? Я уже и забыла, как мы впервые обменялись с ней рукопожатием. Оно было таким же крепким, как сейчас. Но тогда оно пугало, а сейчас… Я люблю Елрех, как родную.
— Это было худшее время в моей жизни, — наконец, произнесла она. — Бабуля начала совсем сдавать, но мне желала счастья. Гнала к матери. Я и пошла. Мне было… — Насупилась, глянув на меня. Задумалась, а затем выдала по привычным мне меркам: — Мне было почти двенадцать лет, когда я застыла на пороге богатого дома. О маме-то я толком ничего не знала. Отец о ней говорить не любил. Он вообще не любит жену свою расстраивать. Поэтому к ним в гости я ходила редко, хоть и жили в одной деревне. Сестры, фангры, меня побаивались. Но это я сама виновата.
Заметно смутилась, но уже через миг недовольно объяснила, будто нехотя оправдывалась:
— Боялась я, что потом и они от меня откажутся. Зачем привыкать, если потом отпихивают подальше, как ненужную вещь? — В глаза глянула, но сразу потупилась. — Вот и сторонилась всех подряд, кроме бабули. Да и мама не шибко интересовала. — Тихо добавила: — Лучше бы поинтересовалась…
Захотелось обнять ее. Я все еще скучала по родителям. Они у меня славные, добрые, хоть папа и часто пытался строгим казаться. Не представляю, как о родных можно вспоминать с обидой. Но поведение и слова Елрех заставляли проникнуться ее переживаниями.
— Пришлось у нее узнать всю историю. Без прикрас. Она же мне ее и рассказала. Представляешь, молодостью прикрывалась… Как будто исправить это что-то могло.
— Молодые могут быть глупыми, Елрех, — полушепотом произнесла я.
Она улыбнулась грустно. Подняв голову, ласково посмотрела на меня.
— Ты тоже упрямая. И она замуж не хотела. Обижало ее, что сосватали, с ней не посоветовавшись, и супруга будущего не показали. А вдруг бы не понравился… Это беловолосый шан’ниэрд-то? Они до женитьбы из женщин только с мамой видеться стараются. Это чтобы жену наверняка полюбить. Иногда такой подход не срабатывает, но редко. А мама моя решила всем назло поступить. Свадьбу сорвать не могла, нужна она была, чтобы в обществе укрепиться. Однако был способ…
Вздохнула глубоко, поджимая губы. Чуть тряхнула головой, прежде чем продолжить:
— Отец в гильдии рыболовов не прижился и возвращался к бабуле в деревню. Мимоходом в город заглянул, где мама живет. А она в ту ночь из дома сбежала — и в трактир. Отца моего выбрала, потому что пил меньше других и выглядел опрятнее. А ему-то что, если высокородная девка сама липнет? Он и не думал, что она зелье зачатия выпила. Так мне жизнь и подарили… За углом дешевого трактира.
Я дернулась, чтобы вскочить и обнять ее, но удержалась. Выдохнула порывисто. Слезы, стекающие по щекам Елрех, отнимали здравомыслие. Пугали.
— Живота еще не было, но меня она в себе ощущала. Говорит, любила. Первенец… Я не хочу детей, Асфирель. Ребенок уродливой полукровки будет обречен повторить ее судьбу.
Все же вскочила. Обняла Елрех, прижимаясь щекой к густым белым волосам, вдыхая аромат полевых трав, ощущая тепло от тела.
— Мне жаль.
— Ну что ты, глупая Асфи. — Она погладила меня по спине. Не выпуская из объятий и уткнувшись в мое плечо, продолжила: — Я свыклась. Просто… — Всхлипнула — резанула по сердцу. — Она говорила, что любила меня, но беловолосые шан’ниэрды… С будущим мужем она познакомилась, полюбила и его тоже. А он ее. Я была лишней. Но уже была. Была в ней. От меня она не избавилась. Сказала, что смелости ей не хватило.
Я положила руку на ее затылок. Пальцы запутались в волосах. Елрех прижала голову к моему плечу теснее.
— Зато хватило позже. Когда родила. Ей поднесли младенца со светло-голубой кожей и глазами фангра. Она и разревелась. Не смогла на руки взять — противно. К себе поднести тоже не могла. В молоке вымачивали тряпку и давали мне — так кормили, пока везли к отцу. Благо за короткую беседу она запомнила, кто он и откуда. И он не обрадовался мне… Это я уже рассказывала.
Она тяжело выдохнула, будто самый трудный этап рассказа преодолела. Похлопала меня по спине, и я отстранилась, но ладони с плеч не убрала. Улыбнулась натянуто, глядя на бледную подругу. Подругу ли? Наверное, чуть больше.
— У матери в доме пока жила, — бодрее зазвучал ее голос, а слезы больше не стекали по лицу, — чувствовала себя… противной зверушкой. И смотрели на меня так же. Братья и сестра нос ворочали, будто воняю. Но я не обижалась. Привыкла, что и в деревне ко мне так же относились. Муж мамы терпел мое общество, но все равно избегал. Даже есть стал отдельно от нас. А потом и остальные… Мама со мной целый период за столом ела, а потом тоже… Она и в комнату ко мне заходила! Правда, ни к чему не прикасалась, говорила с натянутой улыбкой, а потом руки хорошо вымывала, — хохотнула.