— Я помню, — тихо фыркнув, пробубнила.

Он еще по дороге домой подробно о духах памяти разжевал, а сейчас повторял. Прямо как любящий отец… Я уже не боялась, что останусь блуждать в чьей-то памяти, медленно умирая в реальности. Знала, что могу бредить или ходить во сне, как лунатик, но обязательно проснусь, когда самое сильное воспоминание предмета закончится. Вещь сама меня отпустит. А Кейел, судя по всему, пришел присмотреть за мной. Хотел, как лучше…

На деле же я любовалась им и жутко бесилась. Одежда не могла спрятать от меня детали. Я помнила шрамы на жилистой спине, оставленные черными когтями. Их значимость для меня росла с каждым днем — наше общее воспоминание. На твердой груди Вольного скрываются другие шрамы: тонкие, длинные, — будто располосована. Живот без отметин: рельефный, гладкий, а от пупка еле заметная дорожка волос тянется вниз. Помню судорожное дыхание Вольного при поцелуях в шею, но уши у него чувствительней. Если целовать за ухом и прикусывать мочку, он улыбается и закрывает глаза из-за легкой щекотки, но его пальцы крепче сжимаются на затылке, а дыхание становится глубже. А еще он просто любит поцелуи…

— Аня, разве я сейчас перешел какую-то черту? — спокойный вопрос вырвал из дурманящих размышлений.

Я наткнулась на уставший взгляд. Стушевалась под ним и, опустив голову, тихо ответила:

— Нет.

— Я позволяю себе что-то лишнее?

Поджав губы, сглотнула слюну. Почему так обидно?

— Нет.

— Я не трогаю тебя, не пристаю к тебе и даже стараюсь не смотреть на тебя лишний раз… Откуда недовольство? Я тебя чем-то обидел? — Слишком вкрадчиво… Теперь чувствую себя в чем-то виноватой.

Я молчала, не зная, как оправдать собственную жестокость. Возможно, если бы после ритуала я не увидела его неприкрытых чувств, было бы проще. А тут… словно воздвигнутый барьер сломался. Я хотела одного — чтобы Кейел принадлежал мне. Дико хотела. Быть может, я бы уничтожила весь Фадрагос, только бы забрать этого мужчину себе.

Все еще стоя боком ко мне и чуть склонив голову, он продолжал растить это эгоистичное желание:

— Если обидел, скажи. Я попрошу прощения. Я не шучу, Аня. Возможно, я опять повел себя так, как привык, а для тебя и твоего мира такое поведение неприемлемо. Я не хочу тебя обижать. Честно, не хочу.

— Все в порядке, — сквозь зубы выдавила из себя.

— Тогда почему злишься? Я не знаю, как еще вести себя рядом с тобой, — развел руками. — Думал, что уже понимаю тебя, а сейчас вернулся к тому, с чего все начиналось. Я тебя не понимаю.

Прошел к комоду. Поднял куртку и бросил рядом с одеялом, видимо, чтобы ночью, если станет холоднее, укрыться ею. Улегся, залезая под тонкое покрывало.

Кажется, ответа не ждет… О чем задумался, вглядываясь в огонь? Глаза заискрились золотом, но взор не стал ярче — понурый, измученный.

Я сжала кулаки. Не ему одному тут тягостно. Не сумев разобраться в себе, не погасив мигом вспыхнувшую злость, спросила едко:

— Ты знаешь, что Волтуар направляется сюда? Сегодня мне передали платье! Подарок правителей. Ты знал, Кейел?

Молчит. Ощущение, будто даже и не слушает. Ему ведь не плевать, тогда почему?..

— Так ты не против, что меня опять сводят с ним? Мне казалось, что… тогда в таверне. Кейел, ты говорил, что не хочешь ни с кем делиться мною. А потом эльф из поселения изгоев, теперь же снова Волтуар…

— Хватит, Аня. Хватит!

Я вздрогнула. Сердце колотилось в груди, грохотало в ушах. Кровь жгла ненавистью вены, вынуждая сжимать кулаки до побеления, стискивать зубы до скрипа. Что со мной? Щеки опалило стыдом. И вправду, хватит… Веду себя, как сволочь последняя. Просто… Что? Что просто, Аня? Всего лишь хочется опять услышать, что он готов на все ради меня. Но ведь от этого ничего не изменится — я не готова пожертвовать всем ради него.

Кейел, опираясь ладонью в пол, приподнял голову и дельно напомнил пристыживая:

— Я не твой пес, а ты… Я отпустил тебя, и мое предложение в силе. Ты не пленница, можешь уйти, когда захочешь. Распоряжайся своей жизнью сама. И не вини меня, если что-то в ней не устроит. Я спать.

Хотелось попросить прощения за порывистое поведение — капризное, словно я несдержанный ребенок, — но это было бы еще более странным. Зажмурилась и, стараясь сгладить ситуацию, дружелюбно поинтересовалась:

— А на праздник ты пойдешь?

— Нет.

— А было бы неплохо. Я не знаю местных обычаев и знать, а никого больше не пригласили. Может, тебе правители…

— Аня, я хочу спать.

— Кейел, извини меня.

— Отстань.

Только спустя несколько минут удушливой тишины, я тоже забралась под одеяло. Вьюга за окном не успокаивалась, на душе было мерзко. Я не хотела обижать Кейела, но злость все же выплеснула на него. Ничего. Высплюсь, отойду от яда, все еще удерживающего тело в легкой слабости, избавлюсь от навязчивой тоски по чужим родителям — и смогу быть сдержанной. А сейчас просто все из рук валится и слишком много эмоций, вот меня и бросает из крайности в крайность. Справлюсь.

Легла на бок, стараясь не смотреть на Кейела. Вытащила из мешочка скрученную подсказку, собираясь прочесть ее воспоминания, но…

Плетенные браслеты — это ведь ис’сиары?

На Кейела все же взглянула. С тоской на сердце, с обидой на себя и на Фадрагос. Нахмурилась и сжала одну из ис’сиар, погладила шершавую кожу, ощутила подушечкой большого пальца неровное плетение. Резкий запах исходил от вещей Энраилл, напоминая о Земле. Кажется, если не путаю, у ацетона похожая вонь. Или нет? В мыслях хмыкнула — забыла родные запахи… Провела по браслету еще раз и пожелала узнать чужие секреты, заглянуть в воспоминания.

Не страшно, если начну с брачного браслета. Интересно, кому он принадлежит: Аклену или Ил? О чем он мне расскажет?

— Слышишь, ветер расшумелся?

Аклен нехотя отвел от меня взгляд и поднял голову, всматриваясь в густые неподвижные кроны. Прислушался. С утонченного лица не сходила легкая улыбка, но блеск в глазах становился все тревожнее и тревожнее.

Любимый, разве можем мы рискнуть всем миром? Нет такого права ни у тебя, ни у меня. А ис’сиары все же красивые. По моему вкусу.

— Отказываешь, выходит. — Он склонил голову к груди, и лунный свет посеребрил светлые волосы.

Я сжала ис’сиару крепче — мягкая кожа согрела пальцы и ладонь.

Хотелось бы не отказать…

— Мы не можем, — напомнила ему, отступая к озеру.

Молочный пар окутал ноги, пятки увязли в прибрежном иле. Вода тихонько заплескалась, охладила щиколотки, намочила подол белого платья.

— Осторожнее, Ил. — Аклен протянул руку, наблюдая за мной недовольно.