– Любава, – вдруг встрепенулся Рыжик, сидевший до этого словно в ступоре.

– Остынь маленько, – леший кинул в оборотня горсть снега, и тот вновь безразлично уставился на костер.

– Гляди-ка, волк-волком, а то же любить может, – усмехнулся леший.

– Зря ты так о Рыжике, – нахмурилась Параскева. – Он мне как сын и нечего на него тень средь бела дня наводить.

– Да что, я ж просто к тому, что любви все подвластны, – стал оправдываться леший. – Ты тоже не исключение.

– Думай что говоришь! – возмутилась Параскева. – Ты знаешь сколько мне лет?

– А ты знаешь, сколько лет мне или твоему отцу? – вопросом на вопрос ответил леший. – В общем, не спорь, отблагодарить я тебя решил Прасковья Ивановна-Ильинична. Подарок для тебя приготовил царский.

Параскева решила что-то возразить, но леший махнул рукой и ее окружил вихрь белых снежинок. И в этой белой мгле стало непонятно: где небо, где земля? Весь мир превратился в пушисто-прохладный кружащийся хоровод.

Рыжик опустился на валежник у костра, и только теперь понял, как сильно он устал. Он не мог пошевелиться, в пол-уха слушая разговор между Параскевой и лешим. И только разобрав знакомое имя попытался сбросить тягучую дремоту. Оборотень с ней как мог, но когда сумел разлепить глаза, то увидел только снежный вихрь там, где только что сидели и разговаривали леший и Параскева.

– Что за чертовщина, – невольно выругался он, оглядываясь по сторонам в поисках пропавших собеседников.

– Ты всегда такой невежливый? – тонкий девичий голосок заставил его вздрогнуть.

Там где еще секунду назад никого не было, стояла и улыбалась Дубрава.

– Ну, что ты застыл? – она сделала шаг вперед и взяла его за руку.

Теплая ладошка утонула в его большой руке.

– Ты откуда взялась? У тебя руки теплые, – две бессвязные фразы вылетели из Рыжика самостоятельно, заставив его густо покраснеть.

– Так ты все-таки умеешь разговаривать? – рассмеялась Дубрава, и серьезно добавила. – Неужели, думал, что если кровь у меня синяя, то и руки холодные, как у Ледяной девы.

– У Ледяной девы? – эхом повторил Рыжик.

– У нее, не к ночи будет помянута, говорят, такие руки, что только дотронется до кого и все, сразу же в ледышку превращает.

– Глупость какая-то, – Рыжику очень нравилось держать теплую ладошку лешачихи, и он постарался затянуть разговор. – Кто ее видел, твою Ледяную деву?

– Хватит называть ее по имени, – девушка нахмурилась и еще крепче вцепилась в ладонь Рыжика. – Я про нее у людей подслушала. Они ее каждый год зимой песнями, да плясками, да подношениями задабривают.

Рыжик искреннее удивился, припоминая, кого это люди задабривают плясками в нынешнее время. И, поняв, от всей души расхохотался.

– Это ты про Снегурочку что ли? Это же сказка. Выдумка.

– Знаешь ее настоящее имя и притворяешься? – Дубрава рассержено выдернула руку. – Стали бы люди несуществующую богиню каждый год с подношениями встречать. А что до сказок, так лешие и русалки то же в них упоминаются.

Рыжик примирительно улыбнулся.

– Хорошо. Извини. Возможно, я не прав по поводу Сне… – он увидел предостерегающий взгляд лешачихи и поправился, – по поводу Ледяной девы. Не буду ее упоминать. Только объясни, куда подевался твой дед и Параскева. В лесу холодно. Нам пора возвращаться домой.

– Он мне не дед, а отец, – одними уголками губ улыбнулась Дубрава. – А о Прасковье Ивановне-Ильиничне не беспокойся. Она тебя уже, наверное, дома ждет. Да и нам пора.

– Но карта у Параскевы, – Рыжик пытался понять каким это образом Прасковья уже может ждать его дома.

– Все будет хорошо, – лешачиха подошла к нему очень близко и погладила рукой по лбу, отгоняя страхи и тяжелые мысли. – Я тебя и без карты, куда надо отведу. Не бойся. Нравишься ты мне очень, – выдохнула она без перехода.

Оборотень смотрел в темно-зеленые глаза девушки, чувствовал исходящее от нее тепло, но видел он другое лицо и другие глаза. И имя. То имя, которое услышал сегодня у костра, пульсировало болью у него в сердце.

– Кто такая Любава? – вопрос лешачихи вывел из раздумий.

– Это моя девушка. Ее убили, чтобы добраться до колдуна, – эта простая фраза стоила Рыжику расцарапанных в кровь ладоней.

Так крепко он сжал кулаки, что на них отпечатались следы внезапно выросших на пальцах когтей.

– Иди за мной след в след. К вечеру будешь дома, – не добавив больше ничего, Дубрава повернулась к нему спиной и начала прокладывать дорогу.

Конец