— А может, — медленно проговорил лейтенант Гудвин, — это былсексуальный маньяк.

— Есть какие-нибудь отпечатки? — поинтересовался Кули, струдом сдерживая отвращение от увиденного в ванной.

— Спросите еще про следы, — грустно проговорил Гудвин,кивнув на аккуратно и очень коротко подстриженную траву.

Кули смущенно прокашлялся.

Лейтенант Гудвин засунул руки глубоко в карманы и сталглубокомысленно покачиваться с носков на пятки.

— Мир, — начал он мрачно и глубокомысленно, — полонсумасшедших. Никогда не забывайте об этом, Кули. Самых разнообразныхшизофреников и маньяков. Паркетт разъезжал по собственному дому с включеннойгазонокосилкой. Представляете?

— Нет, сэр.

Гудвин внимательно обвел взглядом аккуратно подстриженныйгазон Гарольда Паркетта и еще глубокомысленнее произнес:

— Один человек, увидев черноволосого шведа, сказал: «Этонаверняка негр, только кожу перекрасил».

Гудвин поплелся вокруг дома. Кули последовал за ним. Ввоздухе вокруг них стоял приятный свежий аромат недавно скошенной травы.

Вопрос стоит так: сможет ли он сделать это? Он не знает. Онзнает только, что она постоянно глотает всевозможные таблетки, чаще всегооранжевые, и смешно морщится при этом, издавая ртом не менее смешные чавкающиезвуки. Но эти — совсем другое дело. Это даже не таблетки, а пилюли вжелатиновых капсулах. На упаковке написано, что в их состав входит ДАРВОН. Оннашел их в ящике ее шкафа, где она хранила лекарства, и теперь, раздумывая,вертел их в руках. Насколько он помнит, это — сильнодействующее снотворное,которое доктор прописал ей до того, как ее положили в клинику. Она мучиласьтогда жестокой бессонницей. Ящик забит лекарствами полностью, но разложены онив определенном порядке, как будто в этом есть какой-то тайный смысл. Какие-тосвечи… Он имеет лишь смутное представление о том, как они применяются. Знает онтолько, что они вставляются в прямую кишку, а затем их воск растапливаетсятеплом тела. От одной мысли об этом ему стало не по себе. Никакого удовольствияв том, чтобы вставить в задницу какие-то восковые палочки, он не видел. МОЛОЧКОМАГНЕЗИИ, АНАХИН (Болеутоляющее при артрите), ПЕПТОБИСМОЛ и много-много других.По названиям лекарств он мог бы проследить весь ход течения ее болезни.

Но эти пилюли — совсем другое дело. От обычных пилюль сДарвоном они отличаются тем, что имеют серые желатиновые капсулы и размеромпокрупнее. Покойный отец называл их еще лошадиными пилюлями. Надпись на упаковкегласит: Аспирин — 3,5 мг, Дарвон — 1,0 мг. Проглотит ли она их, если он даст ихей сам? ПРОГЛОТИТ ЛИ? Весь дом наполнен звуками: холодильник то включается, товыключается, гулко лязгая при этом, в печной трубе отвратительно зазываетветер, но особенно раздражает его кукушка из часов — эта идиотская птицакукукает каждые полчаса. Он подумают о том, какая грызня начнется между ним иего братом за право обладания домом после смерти матери. Все вокруг говорит обэтом. Она, конечно, умрет, но пока она находится в Центральной Клинике штатаМэн, в Льюистоне. Палата 312. Ее поместили туда тогда, когда ее боли сталинастолько сильными, что она была уже не в состоянии даже дойти до кухни исварить себе кофе. Иногда, когда он навещал ее, она просто кричала от боли, самаэтого не сознавая, поскольку часто теряла при этом сознание.

Лифт, поднимаясь, поскрипывает. Он от нечего делатьвнимательно изучает инструкцию по пользованию этим чудом техники. Из инструкцииследует, что лифт абсолютно безопасен и надежен независимо от того,поскрипывает он или нет. Она здесь уже почти три недели, и сегодня ей сделалиоперацию под названием «кортотомия». Он не уверен в том, что правильнопроизносит это название, но так уж он запомнил. Доктор сказал ей, что«кортотомия» не такая уж сложная и болезненная операция, как она, наверное,думает. Он вкратце объяснил ей, что операция заключается в том, что вопределенный участок ее мозга будет введена через шею длинная тонкая игла,сравнив это с тем, как если бы игла эта была введена просто-напросто в апельсиндля укола определенного зернышка, высвеченного с помощью рентгеновскогоаппарата. И еще раз подчеркнул, что это почти совсем безболезненно. Участок,которого должна достичь игла, является болевым центром, который будет уничтоженпосланным на конец иглы радиосигналом. Одно мгновение — и боль исчезает. Всеравно, что выключить телевизор. И опухоль в ее желудке уже не будет беспокоитьее так, как раньше.

Мысленно представив себе эту операцию, он почувствовал, какему стало даже немного дурно — это было куда похлеще введения каких-то тамсвечей в задний проход! 0н вспомнил прочитанную недавно книгу Майкла Кристона«Терминатор», где описывалось, как в человеческий мозг вживлялись различныеэлектроды, контакты и всевозможные провода. Если верить Кристону, то приятногов этом мало.

Дверь лифта открывается на третьем этаже, и он выходитнаружу. Это старое крыло здания клиники и пахнет почему-то опилками. Этотсладкий приятный запах напомнил ему о веселых деревенских ярмарках и далекомдетстве. Пилюли он оставил в бардачке машины и не выпил, к тому же, ничего дляхрабрости перед этим визитом.

Стены выкрашены в два цвета: снизу коричневым, сверху —белым. Он подумал, что если и есть в природе сочетания более удручающие, чемкоричневое с белым, то это, наверное, черное с розовым. Как жизнь и смерть. Онулыбнулся сам себе от столь удачного сравнения, но вместе с тем почувствовал инекоторое отвращение.

Длинные двухцветные коридоры клиники встречавшись возлелифта в форме буквы Т. Рядом с лифтом находился питьевой фонтанчик, рядом скоторым он всегда останавливался, чтобы хотя бы еще немного оттянуть время исосредоточиться. Там и сям вдоль стен было расставлено различное медицинскоеоборудование, как чьи-то забытые, как на детской площадке, странные игрушки. Авот хромированные носилки на литых резиновых колесиках, на которых пациентовотвозят в операционную, чтобы сделать им «кортотомию» или что-нибудь еще. Вотеще i какое-то приспособление округлой формы, назначение которого ему неизвестно. Что-то вроде колеса для белки. А вот носилки на колесах с двумяподвешенными сверху сосудами для физрастворов. Трубки, идущие от них смотаны впричудливые клубки и повешены на специальные крючки на стойках. Все этизамысловатые и немного пугающие приспособления вызвали у него яркие ассоциациис картинками Сальвадора Дали. В конце одного, из коридоров — кабинет медсестерс огромными стеклами вместо стен. Оттуда до него доносится их веселый смехизапах кофе.

Он пьет из фонтанчика и медленно направляется к ее палате.Ему страшно от того, что он может увидеть там и он надеется, что застанет еесейчас спящей. Если она спит, то будить ее он не станет.

Над дверью каждой палаты небольшое застекленное окошечко слампой. Когда пациент нажимает на кнопку у изголовья своей постели, окошечкозагорается красным светом. В небольшом холле посередине коридора он увиделнескольких ходячих больных, прогуливающихся вдоль большого окна во всю стену,сделанного, видимо, уже недавно, так как само здание было довольно старым. Онибыли одеты в грубые дешевые халаты в белую и голубую полоски и с кокетливымиотложными воротничками. Халаты эти назывались на местном жаргоне «джонни». Наженщинах «джонни» выглядели еще куда ни шло, но на -мужчинах — по меньшей мерестранно и, уж конечно, довольно потешно. Почти все мужчины были обуты вбольничные коричневые тапки из кожзаменителя, у женщин же на ногах были болеемягкие матерчатые шлепанцы с разноцветными шерстяными помпонами. Такие жевыдали и его матери, но она называла их тапочками.