— Можете вы сделать что-нибудь для нее?

— Очень немногое.

Говорит он очень тихо и спокойно. По крайней мере, он, чтоназывается, «не вселяет ложной надежды».

— Может случиться что-нибудь еще хуже, чем кома?

— Конечно МОЖЕТ. Но мы не можем предсказать это сдостаточной степенью точности. Это совершенно непредсказуемо. Поведение болезниможно сравнить с поведением акулы. И то, и другое прогнозам не поддается. У нееможет развиться, например, отечность или опухание брюшной полости.

— Еще одна опухоль?

— Нет, вы неправильно поняли меня — это не злокачественноеновообразование, а просто опухание брюшной полости, при котором она раздуваетсяподобно камере футбольного мяча. Это опухание может потом спасть, а после этогопоявится снова. Я думаю, однако, что вряд ли стоит подробно останавливаться натаких деталях сейчас. Я считаю, что исход операции в любом случае можно будетсчитать успешным. «А ЕСЛИ НЕТ?! — думает Джонни. — А ЕСЛИ НЕТ?!» Что будет,если вдруг, не дай Бог, произойдет наоборот? И ему все-таки придется дать ейэти пилюли?! Что будет, если его схватят за руку?! Он не хочет оказаться наскамье подсудимых по обвинению в «убийстве из милосердных побуждений». У негосовершенно нет желания попасть на галеры. Мысленно он уже видит вопящиезаголовки газет: МАТЕРЕУБИЙЦА ПОЙМАН ЗА РУКУ НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Приятногомало.

Сидя в машине, он все вертит и вертит в руках коробочку снадписью ДАРВОН. Вопрос стоит все также: СМОЖЕТ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ ЭТО? Должен лион? Он прекрасно помнит ее слова: «КАК БЫ Я ХОТЕЛА, ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО ПОСКОРЕЕЗАКОНЧИЛОСЬ! ВСЕ БЫ СДЕЛАЛА ДЛЯ ЭТОГО, ЛИШЬ БЫ НЕ МУЧИТЬСЯ!» Кевин предлагаетвыделить ей комнату в его доме для того, чтобы она могла умереть не в клинике,а среди близких людей. В клинике держать ее тоже больше не хотят. Прописали ейкакие-то новые пилюли, от которых речь ее стала еще более бессвязной иневнятной. Это было уже на четвертый день после операции. Они просто хотяткак-нибудь поскорее избавиться от нее, чтобы ее возможную смерть от неудачнопроведенной кортотомии можно было как-нибудь списать просто на обычный рак. Иона, таким образом, может остаться практически полностью парализованной вплотьдо самой смерти, которая, не исключено, может наступить не так уж и скоро.

Он пытается представить себе, что значит потерять чувствовремени. Как она справляется с этим. И вообще, так ли уж это важно для нее?Наверное, это что-то вроде того, как попытаться собрать и распутать несколькодесятков клубков шерсти, разбросанных и запутанных игривым котенком. Пожалуй,даже намного сложнее. Длинная череда дней, проведенных в палате № 312. Длиннаячереда ночей, проведенных в палате № 312. И все это в хаотическом нагромождениидруг на друга…

К кнопке вызова медсестры они приспособили небольшойрычажочек с веревочкой, другой конец которой привязали к указательному пальцуее левой руки -она уже не в состоянии дотянуться до этой кнопки и нажать ее,если вдруг ей понадобиться помощь или просто возникнет необходимость в утке.

Но даже и это ей уже неподконтрольно — она практически дечувст??ует своих внутренних органов так же, как не чувствует ног или рук, и отом, что сходила под себя, узнает только по доносящемуся запаху. За времяпребывания в клинике она похудела с шестидесяти восьми до сорока трехкилограммов, а все ее мышцы атрофированы настолько, что ее тело можно сравнитьразве только что с телом плюшевой куклы. Имеет ли это какое-нибудь значение дляКева?

Способен ли он, Джонни, на убийство? Ведь он хорошопонимает, что это, как ни крути, самое настоящее убийство. Причем не простоубийство, а матереубийство, как будто он — внутриутробный плод из раннихрассказов Рэя Брэдбери, задачей которого является убийство вынашивающего егоорганизма. Причем убийство во время родов — убийство организма, уже даровавшегоему жизнь. И действительно, Джонни был единственным ребенком в семье, срождением которого были связаны большие трудности. После появления на свет егостаршего брата Кевина, доктор сказал его матери, что лучше бы ей не иметьбольше детей, поскольку это связано с большим рисков для жизни… Ее рак началсяименно с матки. Его жизнь и ее смерть начались в одном и том же месте Как будтотам появился какой-то его темный двойник, который уже медленно и грубоподталкивает ее к краю могилы.

Так почему же он сам не может сделать это более быстро ибезболезненно? НЕ ЛУЧШЕ ЛИ будет сделать это ему самому?

Он уже постепенно приучил ее к тому, что когда ей больно(вернее, когда ей КАЖЕТСЯ, что ей больно), он дает ей анальгин. Она ужевоспринимает это спокойно. Таблетки лежат в выдвижном ящичке тумбочки в футляреот очков для чтения, которые ей уже больше не понадобятся. Они решили убрать ихиз тумбочки так же, как и ее вставные зубы, опасаясь того, что она можетнепроизвольно втянуть их в себя и задохнуться. Сестра выдает ей таблетки сама.Но они с Джонни придумали такую вот хитрость с футляром для очков, посколькуона питает очень большое уважение, просто мистическое какое-то преклонениеперед всевозможными таблетками и глотает аспирин до тех пор, пока не побелеетязык.

Конечно, он без труда сможет дать ей эти пилюли.Трех-четырех будет вполне достаточно. Тысячи четырехсот гранов аспирина,четырех сотен гранов Дарвона для пожилой женщины, вес которой уменьшился напять месяцев на одну треть — более, чем достаточно.

Никто не знает, что у него есть эти пилюли — ни Кевин, нижена. Он думает о том, что было бы лучше, если бы в палату? 312 положиликого-нибудь еще. Тогда бы он не так волновался. Тогда его непричастность былабы еще более очевидна, а если дело дойдет до расследования, то вину егодоказать будет значительно труднее. Действительно, так было бы лучше. Если бы впалате лежала еще какая-нибудь женщина, то он был бы очень благодарен за этоПровидению…

— Ты выглядишь сегодня лучше.

— Правда?

— Намного. Как ты себя чувствуешь?

— Ох, не очень. Сегодня не очень хорошо.

— Давай посмотрим, как двигается твоя правая рука.

Она медленно и очень с большим трудом отрывает ее отпростыни. Рука со скрюченными пальцами замирает на какое-то мгновение в воздухеи падает — ТУМ. Он улыбается ей, иона улыбается ему в ответ.

— Тебя сегодня осматривал доктор?

— Да, он приходил. Он каждый день ко мне приходит. Оченьмило с его стороны. Дай мне, пожалуйста, немного воды, Джон.

Он дает ей стакан с трубочкой.

— Спасибо тебе, Джон, за то, что ты так часто навещаешьменя. Ты очень хороший сын.

Она снова плачет. Вторая кровать пуста. То и дело мимозастекленной стены палаты проплывает грязно-белые или голубые «джонни». Дверьполуоткрыта. Он осторожно забирает у нее стакан, тупо пытаясь сообразить,«полупустой он или полуполный».