Газонокосилка кружила вокруг дома с бешеной скоростью,непередаваемо оглушительным ревом и жуткими завываниями. Вслед за ней носилсяна четвереньках не менее жуткий толстяк с отвратительным раздувшимся животом,весь зеленый от облепившего его сока травы и, самое главное, голый. Совершенноголый. Гарольд в ужасе схватился за голову и закрыл глаза, как будто этим онмог остановить это кошмарное гротескное представление, которое наверняка давноуже наблюдали из своих окон его соседи Кастонмейеры и Смиты — закоренелыедемократы. Наблюдали, наверное, с не меньшим ужасом и обмениваясь при этоммногозначительными взглядами вроде «Говорил же я вам!…»

Вместо того, чтобы созерцать этот кошмар еще и самому,Гарольд быстро подошел к телефону, схватил трубку и набрал номер ближайшегополицейского участка.

— Сержант Холл, — ответил голос на другом конце провода.

Гарольд зажал пальцем свободное ухо и прокричал в трубку:

— Мое имя Гарольд Паркетт. Адрес — 1421 ист Эндикотт Стрит.Я хочу сообщить вам…

О чем? О чем он хочет сообщить? о том, что какой-то человек,босса которого зовут Пан, терзает его газон? О том, что у него раздвоениеступни?

— Я слушаю вас, мистер Паркетт.

Вдруг его осенило:

— Я хочу сообщить вам об акте публичного обнажения.

— Публичного обнажения? — переспросил сержант Холл.

— Да. Здесь один человек подстригает мой газон. Так вот, онхм…

— Вы имеете в виду, что он голый? — вежливо, но недоверчивоподсказал ему сержант Холл.

— Да-да, именно голый! — подтвердил Гарольд, с трудомконтролируя разбегающиеся мысли. — Совершенно голый! Бегает по моему газонупрямо перед парадной дверью у всех на виду и трясет своим жирным задом, как накаком-нибудь нудистском пляже! Пожалуйста, немедленно пошлите кого-нибудь сюда!

— Ваш адрес 1421 Уэст Эндикотт? — уточнил сержант Холл.

— Ист, черт бы вас побрал! — взвыл Гарольд. — Ист, а неУэст!

— Вы уверены, что он совершенно голый? Вам видны его э-э…гениталии и так дальше?

Гарольд хотел сказать что-то еще, но успел толькопрокашляться. Рез газонокосилки быстро становился все громче и громче, какбудто она стремительно приближалась к нему, заглушая все звуки во Вселенной. Онпочувствовал, как к его горлу подступает огромный шершавый комок.

— Вы можете говорить? — тупо бубнил в трубку сержант Холл. —Очень плохо слышно. У вас, наверное, что-то с телефоном…

С треском распахнулась входная дверь, и Гарольд с ужасомувидел, как это механическое чудовище въезжает в дом. Вслед за ним, все еще голый,шел сам газонокосильщик. Чувствуя, что он сейчас на самом деле сойдет с ума,Гарольд увидел, что теперь толстяк был зеленым совершенно весь — с головы допят. Особенно сочного, как сама трава, цвета были его волосы. Он непринужденновертел на пальце свою бейсболку.

— А вот это была ваша ошибка, приятель, — укоризненно сказалгазонокосильщик. — Не стоило вам забывать, все-таки, что это — трава,благословленная Господом нашим…

— Алло? Алло, мистер Паркетт…

Рука Гарольда задрожала и выронила телефонную трубку —газонокосилка двигалась прямо на него, подстригая ворсистый индейский ковер,недавно купленный Карлой, и выплевывая сзади клочья коричневой шерсти.

Гарольд оцепенел, как кролик перед удавом, и смотрел на неес отвисшей челюстью до тех пор, пока, разделавшись с ковром, она не добраласьдо кофейного столика, стоявшего у самых его ног. Когда, наконец, она отбросилаего в сторону, отхватив при этом одну ножку и в мгновение ока перемолов ее вмелкие опилки, Гарольд перепрыгнул через кресло и, споткнувшись о стул,опрометью бросился к кухне.

— Не поможет, приятель, — кинул ему вдогонкугазонокосильщик. — Гораздо лучше будет, если вы покажете мне, где у вас лежитсамый острый нож, — ласково добавил он. — Тогда я помогу вам принести себя вжертву совершенно безболезненно…

Толкнув тяжелое кресло на газонокосилку и рассчитывая, чтоэто прикроет его хотя бы на несколько мгновений, Гарольд рванулся в входнойдвери. Газонокосилка, как живая, увернулась от кресла, сделала негодующийоглушительный выхлоп и устремилась за Гарольдом. Ударом плеча он распахнулдверь веранды вместе с ветрозащитным экраном, сорвав все это с замком.Спрыгивая с крыльца, он чувствовал, он слышал, что газонокосилка уже почтинастигла его, что еще несколько мгновений — и она примется за его пятки. Он ужедаже чувствовал ее запах.

Газонокосилка взвыла на верхней ступеньке подобногорнолыжнику, приготовившемуся к старту. Убегая от ее по свежескошенной травезаднего дворика, Гарольд чувствовал, что ему становится все тяжелее и тяжелее —слишком много банок пива было выпито сегодня и слишком часто прикладывался онвздремнуть. Он чувствовал, что она уже в каких-то сантиметрах от него. Падая,он обернулся и увидел через плечо, как обе его ступни исчезают подгазонокосилкой.

Последним, что увидел и услышал Гарольд Паркетт, былагромоздящаяся на него газонокосилка, ее мелькавшие с бешенной скоростьюзелено-красный ножи (от травы и от его собственной крови) и то, как она натужнозаревела, перемалывая кости его ног. Над газонокосилкой возвышалось жирной инервно трясущееся лицо самого газонокосильщика.

— Чертовщина какая-то, — озадаченно проговорил лейтенантГудвин после того, как были сделаны последние фотографии. Он кивнул двум людямв белых халатах, чтобы они подъехали со своими носилками на колесиках.

— Меньше двух часов назад он позвонил в участок и сообщил,что по его газону бегает какой-то голый парень.

— Да ну? — удивился патрульный Кули.

— Да. То же самое сказал и один из его соседей. НекийКастонмейер. Он тоже звонил нам, но он думал, что это был сам Паркетт. Можетбыть, так и было, Кули. Может быть, так и было.

— Сэр?

— Я говорю, что, может быть, так оно и было, — мрачноповторил лейтенант Гудвин и, поморщившись, потер себе висок. — Наверняка этобыл какой-нибудь буйно-помешанный, как мне уже надоели эти шизофреники! Спасуот них никакого не стало.

— Да, сэр, — вежливо поддакнул Кули.

— Где остальная часть тела? — спросил один из санитаров.

— В ванной в углу заднего дворика, — ответил Гудвин,задумчиво глядя на небо.

— Вы сказали в ванной? — переспросил санитар.

— Да, именно так я и сказал! — раздраженно бросил Гудвин.

Патрульный Кули подошел к ванной, стоявшей в глубине дворикаи побледнел.