тогда и вас, и золото, но кто-то в него выстрелил, и он упал в реку. Ту, которая под землей.

– Золото, золото… Как оно мне надоело! Все только и говорят про это золото. Тоже хочешь иметь много золота?

– Зачем оно мне?

– Правильно. Оно никому не приносило ни счастья, ни любви, ни надежды. Я вот не могу вернуть себе прежнее лицо. Хотя сейчас у меня много, очень много золота. – Она снова надолго замолчала, низко опустив голову. Потом, словно спохватившись, попыталась улыбнуться: – Что-то я разговорилась. Мне простительно. Совершенно не с кем поговорить. Мы тут не всегда понимаем друг друга. Словно на разных языках говорим. Если бы не Серый, я, наверное, разучилась бы говорить. Мы с ним иногда говорим часами. Не думай, он все понимает. Приходим иногда на этот ваш проклятый стационар, садимся на камни, и я ему рассказываю всю свою прежнюю жизнь. Между нами – это была не очень хорошая жизнь. Я больше думала и заботилась о себе, чем о других. Даже с Арсением. Мне казалось, что это небольшое забавное приключение. Роман на краю света, который закончится так же быстро, как начался. Мне очень понравился его рассказ о таежном озере, на которое собираются лоси чуть ли не со всей Чукотки. Заходят в него и часами пасутся под водой. Я представила, как из-под воды показываются огромные лосиные рога, потом лосиные морды с удивленными глазами. Во рту у них пучки водорослей, которые они жуют, жуют… И по всему этому огромному озеру лосиные рога и жующие морды. Мне очень захотелось это увидеть. В прошлом году я уговорила Егора, мы побывали на этом озере. Мне показалось, что я провалилась еще глубже, чем сейчас. На миллионы лет назад. Мне стало так страшно. Я чуть не умерла.

Она опять замолчала, и я почувствовал, что ей сейчас очень плохо. Не то от воспоминаний, не то от моего появления, нарушившего ее, ставшее уже привычным, существование.

– Кто такой Егор? – спросил я, чтобы хоть как-то разрядить нарастающее напряжение.

– Убийца, – словно о чем-то очень обычном, сказала она. – Когда-то он убил очень плохого человека и попал сюда. Здесь ему, кажется, тоже приходилось убивать. Я думаю, что именно он убил того бандита. Он добрый и, в общем-то, хороший. Просто так сложилась жизнь. Я как-то спросила его – если бы можно было начать все сначала, ты бы снова убил того человека, который был первым? Он сказал – убил бы. Я стала его уважать. В отличие от меня он не хочет переделывать свою прежнюю жизнь.

Поговорим лучше о тебе, Алексей. У тебя есть девушка? Жена?

– Нет.

– Странно. Но ты все-таки в кого-то влюблен. Здесь это легко почувствовать. Ты, кажется, удивился, что я даже не повернулась, когда ты вошел. Просто я уже знала, что и кто. Здесь такое место. Не знаю, как это объяснить… Здесь все обострено – и хорошее, и плохое. Скоро поймешь. Так ты все-таки влюблен.

– Я не говорил этого.

– И не надо. Наверное, это та самая девушка,… Скорее всего – женщина. Она действительно похожа на меня?

– Немного. Не знаю. Сейчас уже не кажется.

– Еще бы. Если бы она была похожа на меня такую, ты бы о ней даже не вспоминал.

– Я не это имел в виду. Если вы ее не знаете, почему тогда она так хотела найти вас?

– Сейчас уже не хочет?

– Сейчас она пропала. Ее похитили.

– Как интересно! Ты уверен в этом?

– Не знаю. Все так запутано…

– Хочешь, помогу тебе?

– А вы можете?

– Во всяком случае, попытаюсь. Иногда получается. Дай руку.

Она протянула через стол свою руку, и я осторожно коснулся ее пальцев. Она властно перевернула мою руку ладонью кверху и положила на нее свою крепкую холодную ладонь.

– Думай о ней. Представь ее. Спроси, где она, что с ней случилось, не нужна ли ей помощь?

Все происходящее было настолько необычным и непохожим на мои прежние фантазии, что я никак не мог сосредоточиться. Хотел представить лицо Ирины, но видел перед собой только спрашивающие и грозные, как мне казалось, глаза сидящей напротив женщины.

– Соберись! – приказала она. – Мысли о ней мучают тебя. Ты считаешь себя в чем-то виноватым. Ты ни в чем не виноват. Она сама выбирает свой путь. Спроси – где она?

– Я смотрю, у нас сегодня необычный день. День вопросов и ответов. День светских приемов. День необычных посетителей. И я, как это ни странно, узнаю об этом в последнюю очередь, – раздался за моей спиной раздраженный старческий голос.

Я вздрогнул и резко обернулся. На пороге соседней комнаты, отводя рукой тяжелую портьеру, стоял генерал. Я сразу узнал его, хотя на нем не было ни мундира с орденами, ни погон, ни штанов с лампасами. Но это был он, тот самый, о котором рассказывал Омельченко. Седой ежик густых еще волос, гладко выбритое морщинистое лицо с глубоко запавшими, выцветшими глазами, сурово сдвинутые седые брови. Гордая, слегка вскинутая посадка головы, которая вырабатывается долгими годами тренировок и парадов, крепкая, на первый взгляд, рука. И в то же время от всей его фигуры веяло такой запредельной для единственной человеческой жизни древностью, что он вдруг показался мне поднявшейся из гроба и на редкость хорошо сохранившейся мумией. Одет он был в старенький, застегнутый на все пуговицы, простой, без знаков отличия офицерский китель, галифе были заправлены в начищенные до блеска маленькие хромовые сапожки. И весь он был такой маленький, сухонький, аккуратный и хрупкий, что казался чуть ли не игрушечным – нечаянно задень, и игрушка с легким стуком упадет на пол и обязательно сломается. Скоро я понял, что это было совершенно ошибочное впечатление.

– Я неоднократно просила вас, Вячеслав Евгеньевич, не входить ко мне без предупреждения, – отдернув руку от моей ладони, каким-то казенным голосом сказала Ольга. Одновременно она поднялась, вышла из-за стола и, став чуть ли не по стойке «смирно», повернулась к стоявшему в дверях генералу.

– Прошу списать мою забывчивость, Ольга Львовна, на крайнюю чрезвычайность обстоятельств, – не меняя раздраженного тона, ответил генерал, подходя к столу и в упор меня разглядывая. Честно признаюсь, мне стало не по себе от этого взгляда. Стараясь держаться непринужденно, я слегка откинулся на спинку стула и через силу усмехнулся, сделав вид, что нахожу неестественным и даже забавным этот профессиональный осмотр, который, хотя и был мне неприятен, но явно не мог повлиять на ближайшие минуты моей жизни. Видит Бог, я сильно заблуждался.

– И в чем же