Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками иподбежала к нему. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, идолго сдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу. Она произносилатолько одно слово, бессмысленно повторяя его:

– Ты... ты, ты...

Мастер отстранил ее от себя и глухо сказал:

– Не плачь, Марго, не терзай меня. Я тяжко болен. – Онухватился за подоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать,оскалил зубы, всматриваясь в сидящих, и закричал: – Мне страшно, Марго! У меняопять начались галлюцинации.

Рыдания душили Маргариту, она шептала, давясь словами:

– Нет, нет, нет, не бойся ничего! Я с тобою! Я с тобою!

Коровьев ловко и незаметно подпихнул к мастеру стул, и тотопустился на него, а Маргарита бросилась на колени, прижалась к боку больного итак затихла. В своем волнении она не заметила, что нагота ее как-то внезапнокончилась, на ней теперь был шелковый черный плащ. Больной опустил голову истал смотреть в землю угрюмыми больными глазами.

– Да, – заговорил после молчания Воланд, – его хорошоотделали. – Он приказал Коровьеву: – Дай-ка, рыцарь, этому человеку чего-нибудьвыпить.

Маргарита упрашивала мастера дрожащим голосом:

– Выпей, выпей. Ты боишься? Нет, нет, верь мне, что тебепомогут.

Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука егодрогнула, и опустевший стакан разбился у его ног.

– К счастью! К счастью! – зашептал Коровьев Маргарите, –смотрите, он уже приходит в себя.

Действительно, взор больного стал уже не так дик ибеспокоен.

– Но это ты, Марго? – спросил лунный гость.

– Не сомневайся, это я, – ответила Маргарита.

– Еще! – приказал Воланд.

После того, как мастер осушил второй стакан, его глаза сталиживыми и осмысленными.

– Ну вот, это другое дело, – сказал Воланд, прищуриваясь, –теперь поговорим. Кто вы такой?

– Я теперь никто, – ответил мастер, и улыбка искривила егорот.

– Откуда вы сейчас?

– Из дома скорби. Я – душевнобольной, – ответил пришелец.

Этих слов Маргарита не вынесла и заплакала вновь. Потом,вытерев глаза, она вскричала:

– Ужасные слова! Ужасные слова! Он мастер, мессир, я васпредупреждаю об этом. Вылечите его, он стоит этого.

– Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, – спросил упришедшего Воланд, – у кого вы находитесь?

– Знаю, – ответил мастер, – моим соседом в сумасшедшем домебыл этот мальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.

– Как же, как же, – отозвался Воланд, – я имел удовольствиевстретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самого меняне свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что этодействительно я?

– Приходится верить, – сказал пришелец, – но, конечно,гораздо спокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации. Извините меня, –спохватившись, прибавил мастер.

– Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, – вежливоответил Воланд.

– Нет, нет, – испуганно говорила Маргарита и трясла мастераза плечо, – опомнись! Перед тобою действительно он!

Кот ввязался и тут:

– А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите вниманиена мой профиль в лунном свете, – кот полез в лунный столб и хотел еще что-тоговорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: – Хорошо, хорошо, готовмолчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, – замолчал.

– А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? –спросил Воланд.

Тот усмехнулся и сказал:

– Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения отом романе, который я написал.

– О чем роман?

– Роман о Понтии Пилате.

Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжалапосуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал исмехом этим никого не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.

– О чем, о чем? О ком? – заговорил Воланд, переставсмеяться. – Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы?Дайте-ка посмотреть, – Воланд протянул руку ладонью кверху.

– Я, к сожалению, не могу этого сделать, – ответил мастер, –потому что я сжег его в печке.

– Простите, не поверю, – ответил Воланд, – этого быть неможет. Рукописи не горят. – Он повернулся к Бегемоту и сказал: – Ну-ка,Бегемот, дай сюда роман.

Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что онсидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подалВоланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:

– Вот она, рукопись! Вот она!

Она кинулась к Воланду и восхищенно добавила:

– Всесилен, всесилен!

Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его,отложил в сторону и молча, без улыбки уставился на мастера. Но тот неизвестноотчего впал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и,обращаясь к далекой луне, вздрагивая, начал бормотать:

– И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? Обоги, боги...

Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему исама начала бормотать в тоске и слезах:

– Боже, почему же тебе не помогает лекарство?

– Ничего, ничего, ничего, – шептал Коровьев, извиваясь возлемастера, – ничего, ничего... Еще стаканчик, и я с вами за компанию.

И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этотстаканчик. Мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойноевыражение.

– Ну, теперь все ясно, – сказал Воланд и постучал длиннымпальцем по рукописи.

– Совершенно ясно, – подтвердил кот, забыв свое обещаниестать молчаливой галлюцинацией, – теперь главная линия этого опуса ясна мненасквозь. Что ты говоришь, Азазелло? – обратился он к молчащему Азазелло.

– Я говорю, – прогнусил тот, – что тебя хорошо было быутопить.