- Я же не знала, что здесь так все устроено, - виноватопробормотала она. - Я вообще плохо представляла себе, что такое пейнтбол и какв него играют. Думала, одна большая игра, а потом она заканчивается - и человексвободен и доступен контакту. Подойти к нему после игры и сразу можноразговаривать. Кто ж знал, что они длятся всего по десять-пятнадцать минут иидут подряд.

- Кто знал? - сердито откликнулся Леша. - Да я знал! Иты могла бы у меня спросить, а не разводить тайны мадридского двора.

- Ну Леш, не злись. Я дура, не спорю. И на меня тожебывает проруха.

Настя поскребла мужа ногтем по ладони - она всегда такделала, когда хотела мириться. Чистяков безнадежно махнул рукой и знакпримирения принял. Они выпили в буфете чаю с бутербродами, заказали шашлык на половинувторого и отправились гулять по лесу.

Шашлык и впрямь был восхитительным, мягким и сочным, Лешкане обманул. Настя умяла свою порцию с такой скоростью, что сама испугалась.

- Что это со мной? - ошарашенно спросила она, глядя напустую тарелку. - Я что, все это съела?

- Ну не выбросила же, - заметил Леша. - На полу вроденичего не валяется, значит, съела. И как тебе знаменитые Сашины шашлыки?

- Не то словечко, - она с трудом переводила дыхание. -Смерть диетам, удержаться невозможно. Дай мне слово, что в следующеевоскресенье ты снова привезешь меня сюда. И еще я возьму из дома термос сшироким горлом, одну порцию съем, а вторую заберу домой.

- Планов - громадье, - засмеялся он. - Я еще посмотрю,как в следующее воскресенье ты начнешь ныть, что тебе нужно работать, а непрохлаждаться за городом.

В начале третьего они зашли в зону отдыха. Лозинцевы сиделисо своей командой, обедали. Настя и Леша принялись кружить неподалеку, чтобы неупустить момент, когда Андрей Николаевич и Ярослав закончат есть и можно будетк ним подойти. Обед не затянулся, спиртного на столе не было, только вода исоки, и очень скоро игроки поднялись и стали надевать шлемы с масками иготовить оружие. Похоже, начиналась послеобеденная серия игр. Лозинцев тожевстал, огляделся, заметил Настю и помахал рукой.

- Славик, иди играй! - крикнул он сыну.

- А ты?

- А мне уже достаточно.

- Ну пап…

- Я устал, сынок. Ты все-таки не забывай, что я старше.

Славик ушел вместе с командой, и Лозинцев пригласил Настю иЧистякова в шатер.

- Что вы хотели узнать о Кристине?

Он, кажется, действительно очень устал. Или это былаусталость не физическая, а от жизни вообще? Настя теперь могла спокойнорассмотреть Андрея Лозинцева. Высокий, немного нескладный, худой, с длиннымлицом, глубокими мимическими морщинами на лбу и ярко-синими глазами. Подглазами синева, уголки губ горько опущены. Его сестра говорила, что Лозинцевуприходится очень много работать, чтобы восстановить утраченное благосостояние ивыполнить обещание, данное жене при разводе: дети будут жить в комфорте идостатке, в противном случае она заберет их к себе. А может быть, это усталостьот переживаний, от мук совести? Ведь труд-то нелегкий: знать, что кто-то изтвоих любимых детей совершил страшное зло, и молчать, и виду не подавать.

Настя раскрыла блокнот и начала задавать вопросы. Лозинцевотвечал почти не задумываясь, он хорошо помнил, как протекала беременность егожены, какой вес был у девочки при рождении, в каком возрасте она стала держатьголовку, начала ходить, когда отняли от груди, когда прорезался первый зубик.

- Ваша сестра сказала, что вы знали, кто является отцомКристины, - осторожно заметила Настя, боясь показаться бестактной и нарваться,на резкую отповедь.

Лозинцев, против ожиданий, отреагировал спокойно. Даже голосне дрогнул.

- Да, я знал, что Кристина не моя дочь. И что этоменяло? Она ребенок, живое существо, прелестное, невинное. Я любил ее только заэто, а вовсе не потому, что она дочь Веры.

- То есть жену свою вы не любили?

- Какое это имеет значение, - он налил себе воды,сделал несколько глотков. - Любил, не любил… Меня вырастили в представлении,что человека любят потому, что он - человек, а не потому, что в нем течет твоякровь. Каждый человек достоин любви.

- Так уж и каждый? - усомнилась Настя. - И Семагинтоже?

- Семагин? - переспросил он. - Ах, этот… Ну, ведьнаверняка на этом свете были люди, которые его любили. Он был кому-то сыном,братом, другом, мужем. Но я ведь не об этом говорю. Я не утверждаю, что мыдолжны любить всех, мы имеем право кого-то любить, а кого-то не любить. Я хочутолько сказать, что кровное родство не является обязательным условием любви.Можно не любить родного человека и любить совершенно постороннего, этонормально. Мы не обязаны во что бы то ни стало любить тех, в ком течет одна снами кровь. Но и никто не может запретить нам любить тех, кто для нас неродной.Я для своих родителей был чужим, меня усыновили, и что? Они и Эля вырастилименя в такой любви, какой иной раз в кровной семье не встретишь. Так почему вастак удивляет, что я одинаково любил всех троих, и Дину, и Славика, и Кристину,хотя родным по крови для меня является только Славка? Откуда эта косность?Миллионы детей вырастают в приемных семьях, и никто не удивляется, что ихлюбят.

- Но в приемных семьях отношение к ребенку не окрашиваетсяфактом супружеской измены, - возразил Чистяков. - У вас другая ситуация, вашажена родила Кристину от другого мужчины, находясь в браке с вами. Этообязательно должно было отразиться на вашем отношении к девочке!

- Как видите, не отразилось, - сухо ответил Лозинцев. -Мы кого обсуждаем, Кристину или меня?

- Ваше отношение к ней. Характер ребенка формируетсяпод воздействием множества факторов, и одним из главных является отношение кнему родителей и близких, братьев и сестер, бабушек и дедушек, - объяснилаНастя, не прекращая записывать в блокнот ответы Лозинцева. - Мои вопросы могутпоказаться вам странными, но только получив на них ответ, я смогу нарисоватьпсихологический портрет ребенка, который решился уйти неизвестно куда снезнакомым мужчиной. Так что я еще буду спрашивать вас о том, как относились кКристине ваши старшие дети.

- Славик очень ее любил, нянчился с ней, возился. Емубыло пять лет, когда она родилась, и Кристя была для него живой игрушкой, онмог часами сидеть и наблюдать, как она ножками шевелит, трогает пальчикамипогремушки… Он ее обожал.

- А Дина?

- А Дина - нет.

Лозинцев поднял глаза и посмотрел на Настю в упор, но ейпоказалось, что он думает о чем-то своем и лица собеседницы не видит.

- Дина ее ненавидела. Но это не ее вина. Это вина Веры,моей жены. Вера из всех детей любила только Кристю и не считала нужным этоскрывать.

- Почему так?