какое-то время потерял сознание. Потому что когда он открыл глаза, картина боя разительно изменилась.

Медлительные и неповоротливые до сей поры зомби ускорились настолько, что почти сравнялись быстроте движений с Орхамом. Лезвия изогнутых хивашских сабель стальным градом стучали по наплечникам и шлемам рыцарей. Дилль увидел, как один из мертвецов сначала нанёс удар, покорёживший шлем рыцаря, а затем бросил сломавшуюся саблю и голыми руками свернул шею человека. Шедший за ним мертвец всем телом бросился на защитников и сбил двоих с ног. На правом фланге образовалась брешь, в которую хлынули десятки зомби.

Орхам одним прыжком оказался в месте прорыва, его меч превратился в чёрное размытое мерцание, а от зомби во все стороны полетели отрубленные конечности. Гном, оставшийся в одиночестве против напиравших мертвецов, подался назад, свирепо отмахиваясь топором. Одному он подрубил ногу, другому отсёк руку, но третий обрушил на мастера Ильмриса такой удар, что шлем гнома зазвенел не хуже колокола на церкви святого Уиннарда в Тригороде.

Гном пошатнулся, упал на одно колено, и в этот момент Дилль вступил в бой. Он с размаху вонзил пику в грудь зомби, уже занёсшего саблю, чтобы сразить ошеломлённого противника. Обычного человека удар, пронзивший насквозь грудную клетку, убил бы на месте, но оживлённому мертвецу это всего лишь помешало добить гнома. Зомби упорно пытался двинуться вперёд, а Дилль, упираясь изо всех сил, молил Единого и прочих разных богов, чтобы мертвяк не догадался ударить по древку, потому что кавалерийские пики славятся своей пробивной силой, а также способностью ломаться от любого сильного удара по древку. Силы зомби было не занимать, а вот умом он не блистал – мертвяк так и пытался продвинуться вперёд до тех пор, пока пришедший в себя гном не порубил его на куски.

– Держи их, я буду рубить! – проорал он Диллю.

Дилль вытащил пику из ошмётков дважды трупа и, выбрав момент, вонзил остриё в живот следующему нападавшему. Гном отмахнулся от своего противника и поспешил добить того, которого держал Дилль. Ещё дважды сработала эта тактика, а пятый зомби оказался то ли умнее, то ли удачливее своих сотоварищей – он перерубил древко пики и бросился на Дилля. Наверное, тут бы Диллю и пришёл конец, если бы не помощь Теовульфа. Младший вампир набросился на зомби и отсёк ему сначала одну руку, затем другую, и только после этого обезглавил.

– Спасибо! – от души выдохнул Дилль. – А ты говорил, что сражаться не умеешь.

– Я только говорил, что был последним среди наших, – возразил Тео, скрещивая меч со следующим противником.

Дилль вдруг понял, что в горячке боя он забыл о слабости, что ещё несколько минут назад сковывала его не хуже кандалов. Голова перестала кружиться, руки не тряслись, а в груди горел огонь боевой злости. Он подобрал с земли одно из уроненных рыцарями копий и поморщился – слишком длинное и тяжёлое. Зато с одного удара такое не перерубить. Он с хаканьем ударил в бок хиваши, и тот, разинув рот в немом крике, осел на залитую кровью землю. Дилль выдернул копьё, отступил на шаг, примеряясь к следующему удару, и только сейчас сообразил, что теперь их атакуют уже не поднятые мертвецы, а обычные люди. Хивашский военачальник, обескровив ряды защитников при помощи зомби, снова послал в бой живых воинов.

К месту битвы прибыло почти полсотни рыцарей, снятых графом Улистаном с обороны стен, но помощь запоздала. Хиваши лезли, как стая голодных крыс на кусок копчёного сала. Они визжали, вопили "хорра хиваш" и умирали десятками под мечами оставшихся на ногах защитников города. Но силы были слишком неравны. Вскоре хиваши оттеснили остатки отряда защитников от пролома, растащили в стороны разрушенную баррикаду и горы трупов, а несколько десятков их отворили огромные ворота. Потоки всадников хлынули на улицы Неонина, нещадно рубя тех защитников города, кто ещё не успел укрыться и пытался сопротивляться. То один пустынник, то другой останавливались, слезали с коней, деловито отрезали головы мёртвым и раненым ситгарцам и с радостными воплями подбрасывали ужасные трофеи в воздух.

Дилль уже давно бросил неуклюжее копьё и сражался подобранным мечом. Ему, не имевшему щита, пришлось бы туго, если бы не Теовульф – младший вампир отступал вместе с ним и прикрывал левый бок Дилля. Орхама Дилль потерял из виду в круговерти сражения; гнома, так отважно бившегося, затоптал конь кочевника, и было неизвестно, выжил подземелец или нет. Рыцари третьего кавалерийского полка, так и не покинувшие площадь, ещё сражались, но участь их была предрешена.

Дилль и Теовульф отбивались и отступали по тесной улочке, а на них наседали пятеро верховых. Отступление закончилось в тупике – два двухэтажных дома объединились, перекрыв улицу, и Дилль с Тео оказались в ловушке. Позади стена, перед ними пять хивашских конников. Один из хиваши с презрительной ухмылкой посмотрел на них и, что-то прокричав своим товарищам, снял с луки седла аркан. Те согласно закудахтали на своём птичьем языке и тоже принялись раскручивать верёвки.

– Дилль, нельзя им живыми даваться! – прокричал вампир. – Лучше сам на меч бросайся!

Волосяные арканы взвились в воздух. Дилль увернулся… точнее, ему показалось, что он увернулся. Один аркан скользнул рядом, зато второй упал ему на плечи. Хиваши, сделавший удачный бросок взвизгнул и поднял коня на дыбы, намереваясь потащить пленника за собой. Сбросить затянувшуюся верёвку Дилль не успевал и инстинктивно упёрся в землю ногами, разумом понимая всю тщетность сопротивления. Но в этот момент Тео рубанул мечом по натянувшейся верёвке, Дилль оказался свободен, а кочевник что-то злобно прокричал. Помощь дорого обошлась вампиру – пока он отвлёкся, сразу два аркана стянулись на его теле.

Всадники с гиканьем развернули коней, намереваясь протащить пленника по улицам захваченного города. В этот момент Дилля обуял страх. Страх не за себя, а за жизнь товарища. Да эти пустынные шакалы даже ногтя Тео не стоят, а ведь через минуту он превратится в кусок окровавленного мяса, который будет волочиться по пыльным улицам Неонина вслед за лошадьми пустынников! Тут же страх перерос в лютую злость, а злость сменилась яростью, которая бешеным валом затопила его до самой макушки. Кровь безумными толчками забилась в голове, а окружающее стало каким-то расплывчато-красным. Время вдруг замедлило ход, звуки битвы стихли, и только биение сердца громом отдавалось в голове Дилля.

Кровь в висках стучала всё сильнее, жар ярости распространялся по телу так быстро, что даже кончики пальцев Дилля закололо иголками. Ещё немного, и он взорвётся,