Как же можно было сравнить с ним Томаса? Ответ прост —никак.

В отличие от Питера, Томас разительно напоминал отца. Этонемного умиляло Роланда, но не доставляло ему радости. Он знал, что светлыекудри Томаса рано поседеют, а потом и выпадут, оставив его лысым в сорок лет.Знал, что Томас не будет высоким, а если ему передастся отцовская любовь к пивуи меду, то уже к тридцати он будет носить перед собой брюхо. Томас уже начиналкосолапить, и Роланд понимал, что скоро его младший сын будет таким жекривоногим, как он.

Томас был не слишком хорошим, но он не был и плохим. Ончасто грустил, часто злился и плохо соображал (когда ему приходилось думать,ему, как и отцу, казалось, что в голове у него перекатываются шарики), но он небыл плохим.

И еще — он завидовал брату. Мало того, что тому предстоялостать королем, что отец его больше любил, что и слуги больше любили Питера, иучителя, потому что он всегда готовил уроки. Мало, что все любили Питерабольше, чем его. Было еще кое-что.

Когда кто-нибудь, и особенно король, смотрел на Томаса, емуказалось, что они думают: «Мы любили твою мать, а ты убил ее своим появлением.И что мы получили взамен? Маленького урода с глупым лицом почти без подбородка,который до восьми лет не смог выучить больше пятнадцати Великих Букв. Твой братПитер в шесть лет знал их все. Что мы получили? Зачем ты нам, Томас? Страховкапрестола — вот кто ты такой, на случай если Питер упадет со своей хромой лошадии сломает шею. Нет уж, мы не хотим этого. И ты нам не нужен. Слышишь, ненужен!»

Томас сыграл недобрую роль в заточении своего брата, но дажепосле этого его нельзя было назвать по-настоящему плохим. Я верю в это и думаю,что и вы поверите.

В семь лет Томас просидел целый день у себя в комнате,вырезая в подарок отцу парусную лодку. Он делал это, не зная, что в тот же деньПитер покрыл себя славой на состязаниях по стрельбе из лука. По правде говоря,Питер не так уж хорошо стрелял, и Томас вполне мог бы обставить его в этом, нотак уж вышло, что именно Питер оказался тогда на состязании рядом с отцом.Томас часто грустил, часто злился, и ему часто не везло.

Томас подумал о лодке потому, что иногда, по воскресеньям,его отец любил запускать кораблики во рву, окружавшем дворец. Такие простыезабавы всегда нравились Роланду, и Томас навсегда запомнил день, когда отецвзял его — и только его — с собой. В то время у короля был специальныйсоветник, который показывал ему, как делать бумажные кораблики. В тот деньгромадный старый карп поднялся из илистой воды и проглотил кораблик. «Морскоечудище!» — повторял король, смеясь до слез и крепко обняв сына. Томас запомнилвсе до мельчайшей детали — яркое солнце, гниловатый запах воды во рву, теплоотцовских рук и его колючую бороду.

Поэтому однажды, когда он чувствовал себя особенно одиноким,он решил смастерить отцу лодку. Томас знал, что лодка получится не особеннокрасивой — руками он работал немногим лучше, чем головой. Но он знал и то, что,хотя король мог приказать любому мастеру, даже великому Эллендеру, сделать емусамую лучшую лодку, разница в том, что это он, его сын, целый день трудился надподарком отцу.

Томас терпеливо, сидя у окна, вырезал лодку из куска дерева.Он много раз занозил руки и один раз сильно порезался. Но это его неостанавливало — он мечтал о том, как они с отцом пойдут в воскресенье запускатьего лодку — вдвоем, потому что Питер ускачет куда-нибудь на Пеони или будетиграть с Беном. И пусть даже тот же карп проглотит его лодку, если при этомотец так же обнимет его, и рассмеется, и воскликнет, что это лучше историй оморских чудовищах, глотающих целиком андуанские клипперы.

Но когда он пришел в комнату к отцу, там был Питер, и Томасупришлось полчаса ждать, пряча лодку за спиной, пока Роланд восхвалял меткостьПитера в стрельбе. Томас видел, что брат чувствует себя неловко и хочет уйти идать ему поговорить с отцом, но он все равно ненавидел Питера.

Наконец Питер изловчился уйти. Томас подошел к отцу. «Я тебесделал кое-что, папа», — он достал из-за спины лодку внезапно вспотевшимируками.

«Правда, Томми? Ну и что же это?»

«Да, что же это?» — подхватил откуда-то взявшийся Флегг.Голос его звучал небрежно, но он смотрел на Томаса с глубоким вниманием.

«Что это? Покажи».

«Я знаю, папа, как ты любишь запускать кораблики повоскресеньям, и вот я… — ему отчаянно хотелось продолжить: и вот я захотел,чтобы ты опять взял меня с собой, и сделал эту вещь, но он не мог этогосказать, просто не мог. — Вот я… сделал лодку… Я целый день работал… порезался…и…» Сидя у себя, Томас заготовил целую речь, которую готовился произнести,держа лодку за спиной, но теперь он не мог вспомнить ни слова, а то, что он могвспомнить, не имело, казалось, никакого смысла.

Поэтому он просто протянул лодку с ее неуклюже хлопающимпарусом Роланду. Король повертел ее в своих грубых пальцах. Томас смотрел нанего, затаив дыхание. Наконец Роланд посмотрел на него.

«Хорошо, Томми. Очень хорошо. Это каноэ?»

«Лодка с парусом, — разве ты не видишь парус? — хотелось емузакричать. — Я целый час привязывал его и не виноват, что один узел развязался,и он теперь хлопает!»

Король подергал парус, который Томас вырезал из наволочки.

«А-а… ну да. А я сперва подумал, что это корыто с бельем», —он подмигнул Флеггу, который улыбнулся и промолчал. Томаса вдруг затошнило.

Роланд взглянул на сына посерьезневшими глазами и поманилего к себе. Все еще надеясь на лучшее, Томас подошел.

«Это хорошая лодка, Томми. Неуклюжая немного, как ты сам, нои хорошая, тоже как ты. И если ты хочешь действительно сделать мне подарок,учись стрелять из лука, чтобы выиграть когда-нибудь соревнование, как Питерсегодня».

Томас уже давно учился стрелять, но отец, по-видимому, забылоб этом. Томас ему не напомнил; он просто стоял, глядя на свою лодку в большихруках отца. Его щеки и лоб залила краска.

«В конце остались двое — Питер и сын лорда Таусона, — иинструктор велел им стрелять с сорока ярдов. Сын Таусона долго целился, а Питерсразу подошел к рубежу и выстрелил. И еще до того я увидел его взгляд и понял,что он выиграет. Еще до того, как он пустил стрелу! Представляешь, Томми? Жаль,тебя там не было…»

Король продолжал рассказ, небрежно отложив лодку, надкоторой Томас трудился целый день. Томас стоял и слушал, с той же дурацкой,автоматической улыбкой. Что толку? Отец никогда не возьмет его с собойзапускать лодку. Ведь Питер, должно быть, вырезал бы такую даже с завязаннымиглазами и вдвое быстрее. Во всяком случае, отцу бы она точно показалась лучше.