— Но мы и в самом деле приятели! — удивилсяВеня. — Могла бы и не предупреждать. А! Тебя приняли за мальчика! Понял.Хотя это странно, — добавил тот неуверенно.

Женя хмыкнула и быстрым шагом отправилась к музыкантам,которые оставляли свои инструменты на стульях. Селеста, она же Ирка Скобкина,раскованным широким шагом уже двигалась в направлении двери, ведущей вслужебные помещения. Когда Жене приходилось общаться с подобными женщинами, вее голосе появлялись ненавистные ей самой заискивающие интонации.

— Простите, вы ведь Ира Скобкина? — спросила она,бухая своими башмаками рядом с изящными золочеными босоножками певицы.

— Да, это я. — Та приостановилась и удивленновзглянула на Женю.

— У меня для вас записка. От Яна. Скобкина широкоулыбнулась и сказала:

— От Яна? Так давай ее сюда!

— А мне можно с вами поговорить? — спросила Женя,стараясь изо всех сил, чтобы просьба прозвучала не слишком жалко.

— Конечно, — кивнула Скобкина. — Пойдем комне, так сказать, за кулисы. А что это Ян девиц посыльными нанимает? —спросила она по дороге. В ее голосе не было ни обиды, ни подозрения, одинтолько живой практический интерес.

Женя почему-то страшно обрадовалась, что певица не принялаее за подростка и помимо воли прониклась к ней теплыми чувствами.

— Я его сестра.

— Да ты что? — удивилась Скобкина и даже сбилась сшага. — Совсем не похожа.

— Двоюродная, — пришлось добавить Жене. — Номы проживаем в одном доме. Я сирота, и дядя взял меня к себе из интерната.

Женя совершенно не могла понять, почему она выложила все этов один присест человеку, к которому явилась задавать вопросы.

— Ян просто черствый сухарь, раз позволяет своей сестреходить в таких ужасных ботинках, — заявила Скобкина, включая свет вкрохотной комнатке с зеркалом во всю стену. — Заходи. И не убеждай меня,что ты носишь их потому, что они удобные. Садись на стул и давай записку.

Женя достала свернутый вдвое конверт, который иначе непоместился бы в кармане, и протянула Скобкиной. При этом она мучительно покраснела,вспомнив о том, что умыкнула оттуда целых триста долларов.

Прочитав послание, Скобкина фыркнула и весело сказала:

— Ну не дурачок?

Заявление это могло означать что угодно. Поэтому Женяспросила, хотя вопрос прозвучал излишне прямолинейно:

— А у вас с моим братом что, интрижка? Скобкина деланобезразлично посмотрела на свои ядовито-красные ногти и ответила:

— У него со мной да, интрижка. А я… Ну, я отношусь кнему более серьезно. И учти: говорю это тебе только потому, что ты его сестра.Обычно я не болтаю с посторонними. Тем более на личные темы. Слушай, ты такаяхорошенькая, — без перехода сказала она. — Это просто злодейство —носить такие ботинки.

— Дались вам эти ботинки! — беззлобно ответилаЖеня, не обратив внимания на комплимент, поскольку просто не могла принять еговсерьез. Она — хорошенькая! Слышал ли кто-нибудь когда-нибудь такую глупость?

— Давай переходи на «ты», — предложилаСкобкина. — Сказать по правде, мне так нравится твой брат, что я готоваполюбить каждого его родственника. Вот и ты мне понравилась просто помимо волн.Какой у тебя размер обуви?

— Тридцать седьмой, — сказала Женя.

Ее совершенно не вдохновляла идея сообщать Скобкиной обисчезновении Яна. Судя по всему, та втрескалась в кузена по полной программе.Но делать было нечего. Женя могла бы заложить голову, что Скобкина не замешанав историю с его внезапным исчезновением. Тем печальнее была ее миссия.

— В общем-то эту записку я нашла в комнате Яна, —осторожно начала она.

— Да? — удивилась Скобкина. — То есть он непросил тебя ее мне передать?

— Не просил. Да он и не мог попросить. Среагировав наскорбный Женин голос, Скобкина внезапно выпрямилась и сильно побледнела:

— Его что, убили? — спросила она, схватившисьодной рукой за горло.

Женя едва не подпрыгнула на своем стуле. Выходит, онаошиблась! Вероятно, Яну кто-то угрожал и сидящая напротив девушка в курсе дела.Недаром же она мгновенно просекла ситуацию.

, — Нет, его не убили, — покачала онаголовой. — То есть никто не знает — убили или не убили. Просто Ян пропал.Исчез. Его милиция ищет.

— Пропал? Боже мой, когда?

— В понедельник. Весь день был на работе, а вечером невернулся домой. Кстати, а ты сама когда его в последний раз видела? — Женепришлось пересилить себя, чтобы последовать предложению Скобкиной и перестать«выкать».

— В воскресенье. — Та изо всех сил старалась взятьсебя в руки, но это ей плохо удавалось. — Ничего, если я покурю? Ты нехочешь?

Женя отрицательно покачала головой — любимый жест, которыйпостоянно напоминал ей о том, какие у нее прискорбно жидкие волосы. При этомжесте они летали у нее перед глазами, практически не заслоняя вид.

— В воскресенье Ян провел здесь весь вечер. В этомкабаке, я имею в виду. Сидел за столиком, пока я работала. Один. Потом мыпоехали ко мне, ну и, короче, он возвратился поздно. Да ты, наверное, знаешь,раз вы живете в одном доме.

— Мы живем в одном доме, но я за ним не слежу, —торопливо объяснила Женя.

— Ах да, я и забыла, какой большой ваш дом, — А Янничем таким с тобой не делился? — спросила Женя. — Может, ему кто-тоугрожал или еще что? Письма там анонимные, телефонные звонки?

— Да нет, — пожала плечами Скобкина. — Ввоскресенье Ян был таким, как всегда. И весь последний месяц тоже. Будь у негочто на душе, я бы почувствовала. Может, ты и не веришь, но я действительновлюблена в твоего брата.

— Но если Ян был таким, как всегда, почему же ты тогдасразу подумала, что его убили? — не стерпела и поинтересовалась Женя.

— Ничего странного. Я всегда боялась за него. Онвсе-таки вице-президент фирмы. Большой человек. А бизнес сейчас знаешь какаяштука.

— Но зато он приносит деньги, — безразличнозаметила Женя. — Без денег сейчас никуда.

— Это точно. — Скобкина в последний раз затянуласьи несколько раз прокрутила окурок в баночке из-под крема. — Я вот здесьпод музыку вращаю задницей уже несколько месяцев. Думаешь, я не знаю, что уменя голоса нет?

Женя кинула на нее вопросительный взгляд.

— А! — с горечью махнула та рукой, показывая, чтодаже не хочет пускаться в длинные объяснения. — А раньше Ян никогда неуезжал надолго, никого не предупредив? — снова вернулась она кживотрепещущей теме.

— Никогда. Дядя уверен, что с ним что-то случилось. Поправде сказать, у него самые дурные предчувствия.

— Боже мой, а вот я ничего не чувствую! — сгоречью и изумлением сказала Скобкина, склонив голову к плечу, как будто быприслушивалась к своему неотзывчивому сердцу.