дворца и развлекал собравшихся шутками. К толпе присоединился один из слуг халифа. Тогда я рассказал историю о слугах, которая ему очень понравилась. Он ушел, но вскоре вернулся назад, взял меня за руку и предложил мне пойти к халифу и потешить его моими рассказами. Однако за это я должен был отдать слуге половину награды, которую пожалует мне Повелитель верующих. Я попробовал было уговорить слугу взять с меня одну шестую или четверть будущей награды, однако он ни за что не соглашался, и мне волей-неволей пришлось уступить. Потом меня привели к Повелителю верующих. Взглянув на меня, он сказал:

— Выкладывай свои шутки. Если рассмешишь меня, то пожалую тебе пятьсот дирхамов, а если нет, накажу, как сам пожелаешь.

Тут-то я и сказал на свою беду:

— У меня ничего нет, кроме затылка. Так вели стукнуть по нему как хочешь, сколько хочешь и чем хочешь.

Халиф согласился на это условие и сказал, что велит ударить меня кожаным мешком, что стоит в углу. Увидев, что мешок этот большой, я поначалу испугался, но потом подумал, что он, наверное, пустой. Тут я стал рассказывать смешные истории. Наконец, запасы мои иссякли. Я замолчал, смолк и похолодел от страха.

— Ну, что ж ты, продолжай, — сердито проговорил халиф, меж тем как его слуги, не в силах сдержать смех, разбежались кто куда.

— О Повелитель верующих! — ответил я. — Клянусь Аллахом, я еле жив, голова раскалывается от боли. Таких несмешливых, как ты, я еще не встречал. У меня осталась одна-единственная шутка. Ты обещал наградить меня в случае неудачи десятью ударами. Прошу тебя, добавь еще десять, чтобы удвоить то, что мне причитается.

С трудом сдержав смех, халиф ответил:

— Пусть будет так.

Потом халиф приказал стражнику схватить меня за руки, я подставил затылок, по нему стукнули мешком — и на меня словно обрушилась крепость. В мешке оказалась галька величиной с булыжник. Вот этим-то мешком меня и отдубасили десять раз, да так, что шея у меня чуть не переломилась и горло едва не порвалось. Получив десять полновесных ударов, я вскричал:

— Господин мой! Разреши сказать слово!

Халиф велел прервать наказание и спросил меня, что еще я хочу ему сказать. Я ответил, что обещал слуге, который привел меня во дворец, половину того, что мне причитается. Повелитель верующих удвоил награду, половину которой я уже получил. Вторая же половина по праву причитается слуге.

Тут Мутадид повалился на пол от смеха и задрыгал ногами. Наконец, успокоившись, халиф велел привести того слугу и отсчитать ему остальные удары. Слугу стали бить, а я подошел к нему и сказал:

— Я просил тебя пожалеть несчастного бедняка, а ты упорствовал и соглашался взять только половину.

Услышав, как я отчитал слугу, халиф снова расхохотался. Потом он достал кошелек, в который заранее положил пятьсот дирхамов, и сказал слуге:

— Это я приготовил для тебя. А твоему сотоварищу я ничего не дам.

Тогда я воскликнул:

— О Повелитель верующих! Будь справедлив. Если ты хочешь заплатить ему все деньги, то ударь его еще десять раз.

Халиф поделил деньги между нами, и мы разошлись”».

На первый взгляд кажется, что приведенный рассказ является изящной бытовой зарисовкой, правдиво изображающей жестокие нравы халифского двора времен Мутадида. На самом деле этот эпизод вряд ли мог иметь место в реальности. Дело в том, что сюжет рассказа об Ибн ал-Магазили имеет фольклорные истоки. Подобные плутовские сказки встречаются у многих народов, в том числе у русских, немцев и турок. Историческая ценность рассказа Масуди о шуте Ибн ал-Магазили заключается в другом: здесь ясно говорится, что в Багдаде существовала специальная профессия уличного рассказчика анекдотов и смешных историй. Фольклорный характер истории Масуди подтверждается также и тем, что новелла с аналогичным сюжетом имеется в «1001 ночи». Только там главного героя зовут Ибн ал-Кариби, халиф — Харун ар-Рашид, а в качестве слуги, приведшего потешника к халифу, выступает исторически существовавший начальник дворцовой стражи Харуна ар-Рашида Масрур. Скорее всего, новелла о дележе дирхамов и побоев была заимствована позднейшими редакторами «1001 ночи», которая переделывалась и вбирала в себя новые тексты вплоть до XVI века, непосредственно из «Золотых копей» Масуди. Таким образом почерпнутый нашим автором из городского фольклора рассказ вновь вернулся в народную литературу.

Большое развитие торговли в Багдаде времен Масуди, наличие многочисленных рынков указывает на то, что значительную часть населения этого города, которое современными исследователями исчисляется в несколько сот тысяч человек (цифра 2 млн чел., часто встречающаяся в средневековых источниках и научной литературе прошлого, ныне представляется нереальной), составляли люди, так или иначе связанные с базарной торговлей — ремесленники и хозяева лавок — купцы. Вполне понятно, что они не представляли единообразного социального слоя. Здесь были и ремесленники-бедняки, и богатые купцы, обладавшие огромными состояниями и имевшие торговые связи со всеми областями Халифата.

Все багдадцы равны, но некоторые равнее

Значительная роль товарно-денежных отношений в арабо- мусульманском мире способствовала тому, что здесь не сложилось феодальное сословие в европейском смысле этого слова. По крайней мере, в эпоху Масуди границы между сословиями были весьма размытыми. Человек становился знатным в зависимости от своего состояния и успехов в политической сфере. С точки зрения происхождения наиболее развитыми считались потомки родственников пророка Мухаммада — Хашимиты (бану хашим). Вместе с тем они зачастую и не занимали высокого положения, несмотря на то что халифская казна выплачивала Хашимитам пенсии и не взимала с них особого мусульманского налога — садаки. Хашимиты также не подлежали и обычной мусульманской юрисдикции. Их главным судьей являлся старейшина Хашимитов — накиб, которого назначал халиф. В клане бану хашим имелись две основные группировки — потомки дяди Мухаммада, Аббаса, — Аббасиды и потомки двоюродного брата и одновременно зятя Мухаммада, четвертого мусульманского халифа Али ибн Абу Талиба, — Алиды. Как помнит читатель, Аббасиды захватили в 750 г. власть в Халифате, воспользовавшись плодами многолетней борьбы, которую вели против режима Омейядов Алиды. Те, оставшиеся не у дел, безусловно, были весьма недовольны властью Аббасидов и часто организовывали восстания с целью свержения своих более счастливых соперников. Постепенно среди Алидов и их сторонников сформировалось особое направление в исламе — шиизм. Аббасидские халифы, придерживавшиеся другого направления ислама — суннизма, не без оснований считали шиитов своими злейшими врагами. Во второй половине IX в. был издан указ, запрещавший Алидам — ядру шиизма — арендовать государственные угодья, ездить верхом на лошадях, держать больше одного раба, давать свидетельские показания в суде.

В Багдаде шииты