Он еще успел подумать:Что за дерьмо такое?— и понял, что наэтот раз его все-таки вырвет.

За какую-то долю секунды, до того, как его вывернуло, покаон еще не оторвал взгляда от зеркала, голубые глаза исчезли… но до этого он ещеиспытал странное ощущение, как будто в нем два человека… как будто он одержим,как та девочка из «Изгоняющего дьявола».

Он явственно ощутил у себя в мозгу чье-то чужое сознание иуслышал чужую мысль не так, как человек слышит собственные свои мысли, а какбудто голос по радио:«Я прошел. Я в воздушной карете».

Было что-то еще, но Эдди уже не расслышал, потому что былзанят другим: старался стошнить в раковину, производя при этом как можно меньшешума.

Он не успел еще вытереть рот, как вдруг с ним приключилосьтакое, чего в жизни с ним не случалось. На какой-то пугающий [миг] все словнозамерло. Не было ничего — пустой интервал во времени. Как белая лакуна на местеколонки в газете.

Что это?— подумал Эдди беспомощно.— Что еще за дерьмо?

А потом его снова стошнило. Может быть, даже и к лучшему.Что бы там ни говорили, у рвоты есть хотя бы одно, но действительно стоящее,преимущество: пока ты блюешь, ни о чем больше ты просто не можешь думать.

3

Я прошел. Я в воздушной карете,— подумал стрелок, и ужечерез секунду:— Он меня видит в зеркале!

Роланд подался назад. Не совсем ушел, но попятился, как,бывает, ребенок отступает в самый дальний конец длинной комнаты. Он находилсявнутри небесного экипажа и внутри какого-то человека. Внутри Узника. В этопервое мгновение, когда он подступил почти к самому переду (он не знал, как этоправильно описать), он был даже более чем внутри: он почти стал этим мужчиной.Он чувствовал недомогание этого человека, его болезнь и знал, что его сейчасвырвет. А еще Роланд понял, что он может не только чувствовать это тело, но и,при необходимости, им управлять. Он будет мучиться всеми его болячками, иобезьяноподобный демон, который его донимает, будет терзать и Роланда тоже, ноесли ему будет нужно, он может им управлять.

А может и остаться незамеченным.

Когда у Узника прошел приступ рвоты, стрелок рванулсявперед, на этот раз уже — до самого переда. Он почти ничего не понимал в этойстранной ситуации, а действуя в ситуации, в которую не совсем врубаешься, можнонагородить таких дел, что потом сам рад не будешь, но Роланду было необходимоузнать две вещи. И эта отчаянная необходимость перевешивала любые последствия,пусть даже самые что ни на есть ужасные.

Дверь, через которую он прошел в этот мир, на месте она илинет?

А если — да, то где тогда его тело? Осталось у двери наберегу, брошенное, может быть, умирающее, если уже не мертвое? Когда душа исознание покидают тело, продолжает ли сердце биться бездумно, дышат ли легкие,раздражаются ли нервы? А если тело его еще держится, то до ночи ему не дожитьуже точно. Ночью на берег выползут омары: горестно повопрошать и как следуетпообедать.

Он повернул голову, которая на мгновение стала его головой,быстро оглянувшись назад.

Дверь стояла на месте, у него за спиной. Стояла открытая вего мир, петли ее держались теперь за стальной косяк этой странной уборной. И —да — у двери лежал Роланд, последний стрелок. Лежал на боку, держасьперевязанной правой рукой за живот.

— Я дышу,— сказал себе Роланд.— Мне бы надо вернуться икак-то сдвинуться. Но сначала я сделаю дело. Сначала…

Он отпустил сознание Узника и отступил, выжидая, стараясьпонять, заметил ли Узник его присутствие.

4

Рвота уже прекратилась, но Эдди еще постоял над раковиной,крепко зажмурив глаза.

Кажется, я на секундочку отрубился. Даже не знаю, что этобыло. Я что, оглядывался?

Он открыл холодную воду и, не открывая глаз, побрызгал себена лоб и на щеки.

А потом, понимая, что дальше откладывать невозможно,осторожно открыл глаза и посмотрелся в зеркало.

Из зеркала на него глядели его собственные глаза.

Никаких чужих голосов в голове.

Никакого странного чувства, что за ним наблюдают.

"Ты на мгновение отрубился, Эдди,— пояснил ему великиймудрец и выдающийся наркоман. —Обычное дело, когда ты немножечко прибалдел отостывшей индейки".

Эдди взглянул на часы. Полтора часа до Нью-Йорка. Самолетсядет в 4:05 по восточному поясному времени, и времечко будет горячее. Пробасил.

Он вернулся на место. Джин уже ждал его на откидном столике.Он отпил пару глотков, и к нему подошла стюардесса спросить, может, ему ещечто-нибудь нужно. Но едва он открыл рот, чтобы сказать «нет, спасибо», каквдруг опять на мгновение отрубился.

5

— Только чего-нибудь перекусить, пожалуйста, — сказалстрелок ртом Эдди Дина.

— Горячее подадут в…

— Я действительно умираю с голоду, — совершенно искреннепроговорил стрелок. — Все что угодно, хотя бы бутер…

— Бутер? — нахмурилась женщина в красной военной форме, ивнезапно стрелок заглянул в мозг Узника.Сэндвич…слово далекое, тихое, как шорохгальки на берегу.

— Сэндвич, хотя бы.

Женщина в форме как будто задумалась.

— Ну… у нас есть рыба, тунец…

— Было бы замечательно, — обрадовался стрелок, хотя в жизнине видел танцующей рыбы. Ну ладно, нищие не выбирают.

— Что-то вы бледный, — сказала женщина в форме. — Вам, можетбыть, душно?

— Да нет, это просто от голода.

Она одарила его профессиональной улыбкой.

— Сейчас чего-нибудь вам состряпаем.

— Стряпнем? — изумленно переспросил себя стрелок. В его миреслово «стряпнуть» означало на слэнге «изнасиловать женщину». Ну да ладно.Сейчас принесут поесть. Роланд даже не знал, сможет ли он перенести сэндвич станцующей рыбой обратно на берег, где лежит сейчас его тело, которому так нужнапища… но все по порядку, одно — за раз.

Стряпнуть,— подумал стрелок и тряхнул головой Эдди Дина, какбудто не веря.

А потом отступил опять.

6

"Это все нервы,— уверил его великий оракул и выдающийсянаркоман. —Просто нервы. Часть улетного опыта, младший братишка".

Но если это действительно нервы, тогда откуда эта страннаясонливость — странная потому, что он сейчас должен быть взвинчен, как наиголках, ощущая позывы чесаться и ежиться в преддверии настоящей тряски; дажеесли бы он не достиг сейчас стадии «тихого кайфа», как сказал бы Генри —«остывающей индюшки», то хотя бы тот факт, что ему предстоит протащить черезтаможню Соединенных Штатов два фунта чистого героина — деяние, карающеесязаключением на срок не менее десятки в федеральной тюрьме, — казалось бы,должен прогнать всякий сон, и плюс еще эти провалы в памяти.