Не имея сил встать, он пополз. В ушах гремел шорох волнЗападного моря, то оглушая, то затихая на миг. Он полз, отталкиваясь коленями илоктями, оставляя вдавленный след в песке чуть выше линии прилива, обозначеннойизгибом буро-зеленых водорослей. Должно быть, ветер все еще дует — должен дуть,потому что по телу его все так же бежали мурашки озноба, — но стрелок слышалтолько свое дыхание, сухими хрипами вырывающееся из горла.

Дверь стала ближе.

Еще.

Еще.

Наконец, около трех часов пополудни этого долгого бредовогодня, когда тень по левую руку уже начала удлиняться, он добрался до непонятнойдвери, присел рядом на корточки и устало уставился на нее.

Дверь высотою в шесть с половиной футов была сделана вродебы из какого-то твердого дерева, хотя ближайшая роща таких деревьев осталась засемь сотен миль, если не больше, отсюда. Судя по виду, дверная ручка была иззолота. На ней — филигранная гравировка. Стрелок долго смотрел на узор инаконец узнал: ухмыляющаяся морда бабуина.

Замочной скважины не было. Ни под ручкою, ни над ней.

Зато были петли, хотя сама дверь ни к чему не крепилась.Илипросто так кажется, — подумал стрелок. —Здесь какая-то тайна, быть может,чудеснейшая из чудесных, но имеет ли это значение? Ты умираешь. Собственнаятвоя тайна — единственная, действительно что-то значащая в конце для любогомужчины, для любой женщины — уже на подходе.

И все равно, это как будто имело значение.

Эта дверь. Дверь, где в принципе не может быть никакихдверей. Она просто стояла на сером песке футах в двадцати от линии прилива, свиду — такая же вечная, как и само море. Теперь, когда солнце клонилась кзападу, ее густая косая тень протянулась к востоку.

На расстоянии примерно двух третьих от земли на дверичернели буквы. Одно только слово на Высоком Слоге: УЗНИК(Демон его осаждает.Имя демону — ГЕРОИН.)

Внезапно стрелок различил какое-то приглушенное гудение.Сперва он подумал, что это ветер или просто от лихорадки шумит в ушах, нопостепенно он пришел к выводу, что это низкий гул моторов… и что идет оноткуда-то из-за двери.

Вот и открой ее. Она же не заперта. И ты это знаешь.

Но вместо того, чтобы открыть эту дверь, он неловко поднялсяна ноги и обошел вокруг, чтобы взглянуть на нее с другой стороны.

Но никакой другой стороны просто не было.

Только темно-серый песок, протянувшийся насколько хваталоглаз. Только волны, ракушки, полоса прилива, его собственные следы — отпечаткиподошв и ямки, продавленные локтями. Он еще раз внимательнее пригляделся к томуместу, где была дверь, и в изумлении распахнул глаза: двери не было, но тень отнее была.

Он приподнял было правую руку — как же медленно он училсятому, что отныне на месте ее всегда будет левая! — уронил ее, поднял левую ивытянул ее вперед, ожидая наткнуться на плотное препятствие.

Если я к ней прикоснусь, я постучу в пустоту,— подумал он.—Забавное будет занятие перед смертью!

Его рука прошла через воздух в том месте, где должна былабыть — даже если она невидимая — дверь.

Так что не по чему постучать.

И гул моторов — если это действительно гул моторов — затих.Остались лишь волны, и ветер, и тошнотворный шум в голове.

Стрелок неторопливо вернулся обратно, на ту сторону двери,которой не было, уже решив про себя, что уже начались глюки и это лишь первыйшаг…

Он встал как вкопанный.

Только что он смотрел на запад и видел лишь неизменные серыеволны, накатывающие на берег, и вот взгляд его уперся в толщу двери. Теперь онявственно увидел замок, тоже — как будто из золота. Защелка торчала обрубкомметаллического языка. Роланд чуть-чуть повернул голову к северу, и дверьисчезла. Вернул голову на место, и дверь появилась опять. И даже не появилась:она просто была.

Он обошел дверь вокруг и встал перед нею, покачиваясь отслабости.

С той стороны ее не было, с этой — была. Он мог бы еще разпопробовать и обойти ее со стороны моря, но он был уверен, что результат будеттот же, только на этот раз он вряд ли сумеет уже устоять на ногах.

Интересно, а можно через нее пройти? С той стороны, где еенет?

Да, здесь было чему удивляться, но правда гораздо проще:здесь, у моря на бесконечном пляже, стоит эта дверь, и ему нужно выбрать одноиз двух — открыть ее или вообще не трогать.

Осознавая мрачный комизм ситуации, Роланд сказал себе, что,может быть, он умирает не так и быстро, как он полагал. Если б он был совсемплох, стал бы он так бояться?

Он взялся левой рукою за ручку двери и не удивился нимертвенному холоду металла, ни едва различимому жару от рун, на немвыгравированных.

Стрелок повернул ручку и потянул на себя. Дверь открылась.

Он что угодно там ожидал увидеть, но только не то, чтоувидел.

Стрелок посмотрел, замерев, потом первый раз в жизнизакричал в голос от ужаса и захлопнул дверь. И хотя не было косяка, о которуюона могла грохнуть, она все равно грохнула, распугав морских птиц,расположившихся на камнях понаблюдать за стрелком.

5

А увидел он Землю с высоты небывалой, невообразимой — какбудто он парил в небе на высоте в несколько миль. Он видел тени от облаков, летящихнад землею как сны. Так, наверное, видят землю орлы, но только стрелок парил втри раза выше любого орла.

Шагнуть через эту дверь значит — упасть: падать и падать скриком на протяжении многих минут и погибнуть потом, врезавшись глубоко вземлю.

Нет, ты видел не только это.

Он обдумал увиденное, тупо сидя на песке перед закрытойдверью, баюкая на коленях искалеченную руку. Теперь уже первые признакизаражения поднялись выше локтя. Скоро, уж будьте уверены, оно дойдет и досердца.

В голове у него прогремел голос Корта.

«А теперь послушайте меня, сопляки. И слушайте оченьвнимательно, потому что когда-нибудь то, что я сейчас вам скажу, может спастивам жизнь. Вот вы смотрите, и вам кажется, что вы все видите, но на самом-тоделе вы видите далеко не все. И для этого тоже вас ко мне определили — чтобы явам показал, чего вы не видите в том, что вы видите. Когда, например, вамстрашно, или когда вы деретесь, или бежите, или сношаетесь. Никто не видитвсего, на что смотрит, но прежде чем вам стать стрелками — тем из вас, кому непридется уйти на восток — вам надо еще научиться одним только взглядом увидетьбольше, чем иной дятел видит за всю свою жизнь. А то, что вы не увидите спервого взгляда, можно увидеть потом — глазами памяти, то есть, если вы доживетедо того, чтобы вспомнить. Вот так-то. Потому что разница между тем, видишь тыили не видишь, может стать разницей между жизнью и смертью».