На лестнице мы еще раз поцеловались, и, когда я крикнулконсьержке, чтобы она потянула шнур, она что-то проворчала за дверью. Яподнялся к себе и смотрел в открытое окно, как Брет подходит к большомулимузину, дожидавшемуся у края тротуара под дуговым фонарем. Она вошла, имашина тронулась. Я отвернулся от окна. На столе стоял пустой стакан и стакан,наполовину наполненный коньяком с содовой. Я вынес их оба на кухню и вылилконьяк в раковину. Я погасил газ в столовой, сбросил туфли, сидя на постели, илег. Вот какая она, Брет, — и о ней-то я плакал. Потом я вспомнил, как онатолько что шла по улице и как села в машину, и, конечно, спустя две минуты мнеуже опять стало скверно. Ужасно легко быть бесчувственным днем, а вот ночью —это совсем другое дело.

Утром я спустился по бульвару Сен-Мишель до улицы Суфло ивыпил кофе с бриошами. Утро выдалось чудесное. Конские каштаны Люксембургскогосада были в цвету. Чувствовалась приятная утренняя свежесть перед жарким днем.Я прочел газеты за кофе и выкурил сигарету. Цветочницы приходили с рынка ираскладывали свой дневной запас товара. Студенты шли мимо, кто в юридическийинститут, кто в Сорбонну. По бульвару сновали трамваи и люди, спешащие наработу. Я сел в автобус и доехал до церкви Мадлен, стоя на задней площадке. Отцеркви Мадлен я прошел по бульвару Капуцинов до Оперы, а оттуда в своюредакцию. Я прошел мимо продавца прыгающих лягушек и продавца игрушечныхбоксеров. Я шагнул в сторону, чтобы не наступить на нитки, посредством которыхего помощница приводила боксеров в движение. Она стояла отвернувшись, держанитки в сложенных руках. Продавец уговаривал двух туристов купить игрушку. Ещетри туриста остановились и смотрели. Я шел следом за человеком, который толкалперед собою каток, печатая влажными буквами слово CINZANO на тротуаре. По всейулице люди спешили на работу. Приятно было идти на работу. Я пересек авенюОперы и свернул к своей редакции.

Поднявшись к себе, я прочел французские утренние газеты,покурил, а потом сел за машинку и усердно проработал все утро. В одиннадцатьчасов я взял такси и поехал на Кэ-д`Орсей, вошел в министерство и просидел тамс полчаса вместе с десятком корреспондентов, слушая, как представительминистерства иностранных дел, молодой дипломат в роговых очках, говорит иотвечает на вопросы. Председатель кабинета министров уехал в Лион, где ондолжен был выступить с речью, или, вернее, он уже находится на обратном пути.Несколько человек задавали вопросы, чтобы послушать самих себя, а кое-кто изпредставителей телеграфных агентств задавал вопросы, чтобы услышать ответы.Новостей не было. Из министерства я поехал в одном такси с Уолси и Крамом.

— Что вы делаете по вечерам, Джейк? — спросил Крам. — Васнигде не видно.

— Я бываю в Латинском квартале.

— Как-нибудь соберусь туда. В кафе «Динго». Ведь там самоевеселье?

— Да. Или в новом, в «Селекте».

— Я сколько раз собирался, — сказал Крам. — Но ведь вызнаете, когда у тебя жена и дети…

— В теннис играете? — спросил Уолси.

— Нет, — сказал Крам. — Можно сказать, что в этом годусовсем не играл. Мне хотелось как-нибудь вырваться, но по воскресеньям всегдадождь, да и корты страшно переполнены.

— Англичане не работают по субботам, — сказал Уолси.

— Везет им, подлецам, — сказал Крам. — Ну погодите. Не вечноже я буду журналистом. Будет и у меня время ездить за город.

— Вот что лучше всего — жить за городом и иметь свою машину.

— Я подумываю купить себе машину в будущем году.

Я постучал в стекло. Шофер затормозил.

— Я уже дома, — сказал я. — Зайдите, выпьем по стаканчику.

— Спасибо, — сказал Крам.

Уолси покачал головой.

— Мне нужно обработать, что он там наговорил сегодня.

Я сунул два франка в руку Крама.

— Вы с ума сошли, Джейк, — сказал он. — Я заплачу.

— Так это же за счет редакции.

— Бросьте. Платить буду я.

Я помахал им на прощание. Крам высунул голову.

— В среду увидимся, за завтраком.

— Непременно.

Я в лифте поднялся в редакцию. Роберт Кон ждал меня.

— Хэлло, Джейк, — сказал он, — завтракать пойдем?

— Пойдем. Я только посмотрю, нет ли чего срочного.

— Где будем завтракать?

— Все равно. — Я осматривал свой письменный стол. — А вы гдехотите завтракать?

— Может быть, к Ветцелю? Там хорошие закуски.

В ресторане мы заказали закуски и пиво. Официант принес пивов высоких глиняных кружках — пиво было очень холодное, и на стенках выступилибусинки. Подали с десяток разных закусок.

— Весело вам было вчера? — спросил я.

— Нет. Не очень.

— Как пишется?

— Плохо. Не двигается у меня вторая книга.

— У всех так бывает.

— Я знаю. Но все-таки это меня мучает.

— А Южная Америка? Не забыли еще?

— Нет, не забыл.

— За чем же дело стало?

— Фрэнсис.

— Так возьмите ее с собой, — сказал я.

— Она не захочет. Это не для нее. Ей нужно большое общество.

— Тогда пошлите ее к черту.

— Не могу. У меня все-таки есть обязательства по отношению кней.

Он отодвинул тарелку с нарезанными огурцами и взялмаринованной селедки.

— Скажите, Джейк, что вы знаете о леди Брет Эшли?

— Леди Эшли — ее фамилия. Брет — имя. Она очень милаяженщина, — сказал я. — Разводится с мужем и собирается выйти за МайклаКэмпбелла. Он сейчас в Шотландии. А что?

— Она необыкновенно интересная женщина.

— Не правда ли?

— В ней есть что-то такое, какая-то особая утонченность. Мнекажется, она очень чуткий и прямой человек.

— Она очень милая.

— Я не знаю, как вам объяснить, — сказал Кон. — Вероятно,это порода.

— Я вижу, она вам очень нравится.

— Очень. Мне даже кажется, что я влюблен в нее.

— Она пьяница, — сказал я. — Она влюблена в Майкла Кэмпбеллаи собирается за него замуж. У него со временем будет куча денег.

— Не верю, что она за него выйдет.