— Нет. По-моему, ничего хорошего.

— Разве ты не хочешь меня видеть?

— Я не могу тебя не видеть.

Теперь мы сидели, как чужие. Справа был парк Монсури.Ресторан, где есть пруд с живыми форелями в где можно сидеть и смотреть в парк,был закрыт и не освещен. Шофер обернулся.

— Куда мы поедем? — спросил я.

Брет отвела глаза.

— Пусть едет в кафе «Селект».

— Кафе «Селект», — сказал я шоферу. — Бульвар Монпарнас.

Мы поехали дальше, обогнув Бельфорского льва, которыйсторожит Монружскую трамвайную линию. Брет смотрела прямо перед собой. На бульвареРаспай, когда показались огни Монпарнаса, Брет сказала:

— У меня к тебе просьба. Только ты не рассердишься?

— Не говори глупости.

— Поцелуй меня еще раз, пока мы не приехали.

Когда такси остановилось, я вышел и расплатился. Брет вышла,на ходу надевая шляпу. Она оперлась на мою руку, когда сходила с подножки. Еерука дрожала.

— У меня очень неприличный вид? — Она надвинула на глазасвою мужскую фетровую шляпу и вошла в кафе. У стойки и за столиками сиделапочти вся компания, которая была в дансинге.

— Хэлло, друзья! — сказала Брет. — Выпить хочется.

— Брет! Брет! — Маленький грек-портретист, который называлсебя герцогом и которого все звали Зизи, подбежал к ней. — Что я вам скажу!

— Хэлло, Зизи! — сказала Брет.

— Я познакомлю вас с моим другом, — сказал Зизи.

Подошел толстый мужчина.

— Граф Миппипопуло — мой друг леди Эшли.

— Здравствуйте, — сказала Брет.

— Ну как, миледи! Весело проводите время в Париже? — спросилграф Миппипопуло, у которого на цепочке от часов болтался клык лося.

— Ничего, — ответила Брет.

— Париж прекрасный город, — сказал граф. — Но вам, наверно,и в Лондоне достаточно весело?

— Еще бы, — сказала Брет. — Потрясающе.

Брэддокс подозвал меня к своему столику.

— Барнс, — сказал он, — выпейте с нами. С вашей дамой вышелужасный скандал.

— Из-за чего?

— Дочь хозяина что-то сказала про нее. Получился форменныйскандал. Но она — молодчина. Предъявила желтый билет и потребовала, чтобы тапоказала свой. Ужасный скандал.

— А чем кончилось?

— Кто-то увел ее. Очень недурна. Совершенно изумительновладеет парижским арго. Садитесь, выпьем.

— Нет, — сказал я. — Мне пора домой. Кона не видали?

— Они с Фрэнсис уехали домой, — вмешалась миссис Брэддокс.

— Бедняга, у него такой удрученный вид, — сказал Брэддокс.

— Да, да, — подтвердила миссис Брэддокс.

— Мне пора домой, — сказал я. — Спокойной ночи.

Я попрощался с Брет у стойки. Граф заказывал шампанское.

— Разрешите предложить вам стакан вина, сэр? — сказал он.

— Нет, премного благодарен. Мне пора идти.

— Вы правда уходите? — спросила Брет.

— Да, — сказал я. — Очень голова болит.

— Завтра увидимся?

— Приходите в редакцию.

— Вряд ли.

— Ну так где же?

— Где-нибудь, около пяти часов.

— Тогда давайте на том берегу.

— Ладно. Я в пять буду в «Крийоне».

— Только не обманите, — сказал я.

— Не беспокойтесь, — сказала Брет. — Разве я васкогда-нибудь обманывала?

— Что слышно о Майкле?

— Сегодня было письмо.

— Спокойной ночи, сэр, — сказал граф.

Я вышел на улицу и зашагал в сторону бульвара Сен-Мишель,мимо столиков кафе «Ротонда», все еще переполненного, посмотрел на кафе «Купол»напротив, где столики занимали весь тротуар. Кто-то оттуда помахал мне рукой, яне разглядел кто и пошел дальше. Мне хотелось домой. На бульваре Монпарнас былопусто. Ресторан Лавиня уже закрылся, а перед «Клозери де Лила» убирали столики.Я прошел мимо памятника Нею, стоявшего среди свежей листвы каштанов в светедуговых фонарей. К цоколю был прислонен увядший темно-красный венок. Я остановилсяи прочел надпись на ленте: от бонапартистских групп и число, какое, не помню.Он был очень хорош, маршал Ней, в своих ботфортах, взмахивающий мечом средисвежей, зеленой листвы конских каштанов. Я жил как раз напротив, в самом началебульвара Сен-Мишель.

В комнате консьержки горел свет, я постучал в дверь, и онадала мне мою почту. Я пожелал ей спокойной ночи и поднялся наверх. Было дваписьма и несколько газет. Я просмотрел их под газовой лампой в столовой. Письмабыли из Америки. Одно письмо оказалось банковским счетом. Остаток равнялся 2432долларам и 60 центам. Я достал свою чековую книжку, вычел сумму четырех чеков,выписанных после первого числа текущего месяца, и подсчитал, что остатокравняется 1832 долларам и 60 центам. Эту сумму я записал на обороте письма. Вдругом конверте лежало извещение о бракосочетании. Мистер и миссис АлоизиусКирби извещают о браке дочери их Кэтрин — я не знал ни девицы, ни того, за когоона выходила. Они, вероятно, разослали извещения по всему городу. Смешное имя.Я был уверен, что, знай я кого-нибудь по имени Алоизиус, я не забыл бы его:хорошее католическое имя. На извещении был герб. Как Зизи — греческий герцог. Играф. Граф смешной. У Брет тоже есть титул. Леди Эшли. Черт с ней, с Брет. Чертс вами, леди Эшли.

Я зажег лампу около кровати, потушил газ в столовой ираспахнул широкие окна спальни. Кровать стояла далеко от окон, и я сидел приоткрытых окнах возле кровати и раздевался. Ночной поезд, развозивший овощи порынкам, проехал по трамвайным рельсам. Поезда эти громыхали по ночам, когда неспалось. Раздеваясь, я смотрелся в зеркало платяного шкафа, стоявшего рядом скроватью. Типично французская манера расставлять мебель. Удобно, пожалуй. Инадо же — из всех возможных способов быть раненым… В самом деле смешно. Я наделпижаму и лег в постель. У меня было два спортивных журнала, и я снял с нихбандероли. Один был оранжевый. Другой — желтый. В обоих будут одни и те жесообщения, поэтому, какой бы я ни прочел первым, мне не захочется читатьдругой. «Ле Ториль» лучше, и я начал с него. Я прочел его от корки до корки,вплоть до писем в редакцию и загадок-шуток. Я потушил лампу. Может быть,удастся заснуть.