— Я отберу твой нефрит, Мастер. А за душу куплю рабыню.Прекраснейшую из смертных. С кожей весеннего аромата.

Я обрету Забаву!

Тщетны мольбы Атуэя. Нет у царей состраданья. Покинул МастерВсевластье. Омыл шипастую кожу.

Власть заразна!

Обнялись ветры. Взметнулись над Розовым морем. Подперли небоворонкой. Обрушили силу гнева. Рухнул дворец Всевластья. Прах Владыки развеян.

Бережно вынесли ветры рабыню. Оставили на дороге. Путьуказали к Синим озерам. Оставили обнаженной. Ту, что стала бесценной.

Сколько лун шла рабыня к Священным Водам! О, сколько лун!

Пот со лба катился на груди. Падал с сосков животворнойвлагой.

В пыль! В пыль!

Родники оживили землю. Сады расцвели за спиною.

С полпути ее встретил Мастер. Священную воду принес он. ОтСиних озер. В кувшине из Глины неба.

— Сколько лун шла ко мне ты? Сколько лун! Омыл синевой еетело.

Ответ упал, как сухая пальма. Слово царапнуло веткой.

Легко улыбнулся Мастер. Взглянули они друг на друга. Глазаих соком алоэ смазали трещины тела. Шелухой прошлогодней спала шипастая кожарептилий.

Стража схватила их, скованных счастьем. Смерть посулила,Пернатым Змеем поклявшись.

За разврат! За святотатство!

Перед казнью украсил Мастер плечо рабыни рисунком. Легкийкораблик вздрогнул, поплыл по атласной коже. Ожил, слегка качнулся. Хлопнулприветливо парусами.

— Татуированная Аматтальма, — Мастер назвал ее имя. — Тыобретешь свободу! Любовь моя больше безумья. Любовь моя выше смерти.

Не думай! Взойди на корабль. Плыви.

Спасайся!

Смахнула слезу Аматтальма. Коснулась рукой рисунка. Закрылаглаза. Шагнула на зыбкий кораблик.

Ожил он, унося Аматтальму.

Прочь от смерти!

Прочь от неволи!

В Землю Вечной Любви.

Вновь покрылся Мастер кожей рептилий. Ускользнул, шелестятравой. Замер, питаясь лучом закатным.

Долго ли ждать вас, четыре ветра?

Долго!

* * *

«Чесна» вынырнула из водяной мглы. Буря иссякла внезапно.«Дворники» смахнули со стекол остатки дождя. Пассажиры ахнули. Самолетприближался к скалистой гряде. Видны стали даже трещины, струящиеся по грубомукамню, омытому ливнем.

Сеньор Диас просветленно смотрел на приближающуюся гибель.

Пилот ожил. Руки его уверенно потянули на себя штурвал —самолет, едва не чиркнув хрупкими крыльями по утесам, накренился, заскользил вполной тишине у самых скал. Крылья «Чесны» поймали восходящий поток воздуха.Самолет взмыл, вновь развернулся и начал тихо планировать в ущелье. Лишь ветершелестел вдоль крыльев.

Инженер Горов, вжавшись в кресло, все так же, с мучительнымстрахом ожидал конца полета. А вот девушка взирала на происходящее уже сбезмятежным весельем, как и сеньор Диас.

— Не нужно волноваться, сеньор Горов, — успокоил инженераЭнрике Диас.

— Да, да, папа, — улыбаясь, перевела девушка. — Не волнуйся.Все будет хорошо. Рауль благополучно посадит самолет.

Отец вымученно улыбнулся.

— Все, — хрипло заявил он, — больше никогда не рискнуоторваться от земли. Рожденный ползать летать не может.

— Вы не правы, — усмехнулся сеньор Диас.

— Папа, ты не прав, — рассмеялась и дочка. Уверенностьлетчика, веселое спокойствие Энрике Диаса и дочери понемногу передались Горову.Он, заметно приободрившись, поглядывал на Рауля, уверенно пилотировавшегосамолет, превратившийся в планер.

Далеко внизу, в ущелье, глаза пилота заметили тонкую линиюавтомобильной дороги. Рауль дал возможность «Чесне» потерять высоту, вновьразвернул ее, ловя восходящий поток. Снизился.

Машина скользнула к мокрому асфальту. Чуть помедлила,выбирая участок поровнее. Мягко коснулась дороги. Шум колес, катящихся поасфальту, музыкой прозвучал в ушах пассажиров.

«Неужели мы живы?» — подумал Горов.

Вернувшись в Москву, я тут же включилась в налаживаниесемейных отношений. «Налаживание» — крепко сказано, учитывая, что мой муж ужене мой муж, а семейные отношения у него теперь сплошь с моей подругой.

Но надежды я не теряла, не вешала нос, а героически решилавернуть себе то, от чего отказалась не так давно практически добровольно. Наэтот раз я Юльку донимать не стала, сразу позвонила Евгению на работу. Он неудивился и не обрадовался.

— А, это ты, — вяло откликнулся он, явно стараясь меняобидеть.

Я не пошла у него на поводу, прекрасно понимая, что онуязвлен. Евгений всегда считал, что я слишком много внимания уделяю подругам, впоследнюю нашу встречу вышло, что я и вовсе не ему отдала предпочтение.Каким-то там Тамарке и Алиске. Потому-то я и решила сразу брать быка за рога.Не раздумывая, сказала:

— Женя, Алиса умирает! — Он взревел:

— Что-о-о?!

— Да, — подтвердила я. — Когда ты ушел, она потеряласознание и осталась жива лишь благодаря тому, что я к ней примчалась.

Видимо, речь моя оказалась слишком пространна. Евгений успелприйти в себя и даже обзавестись сомнениями. Зря я дала ему опомниться.

— Соня, опять ты за, свое? — спросил он. — Ну сколько можновыкручиваться? Я устал. Оставь меня в покое. Дай мне жить.

— А кто тебе не дает, кто не дает? — глупо хихикая, спросилая. — Только Алиска действительно умирает непонятно от чего.

— У нее есть Герман, — напомнил Евгений.

— Герман в командировке, — укоризненно сказала я. — Ты быбросил своего Серегу, если бы он нуждался в помощи?

Затронув святое, я, как ни странно, выиграла. Евгенийсначала вызверился. Закричал: «Серегу не трожь!», но одумался и сказал:

— Ладно, проехали. Я тоже немного не прав. Нужно былодождаться конца вашей болтовни. Но, Соня, честное слово, порой ты бываешь…

— Невозможной, — подсказала я, не веря своим ушам.

«Господи, — подумала я, — за что ты мне, грешной, такоесчастье посылаешь? Голову на отсечение дам, Женька настроен на мир. Думаю,Юлька его уже достала. Видимо, и в самом деле все познается в сравнении.Ничего, после Юльки он еще и не так оценит меня! После Юльки он будет носитьменя на руках похлеще, чем Герман Алиску!»