Дверь снова открылась: вошли немолодой господин средних лет,высокий, длиннолицый, морщинистый, одетый тщательно, даже несколько чопорно, ис ним худенькая, хотя в данном случае уместно было бы сказать — тоненькая —девушка лет двадцати, а, может, и моложе. Они направляются к столику,соседствующему с тем, за которым сидит Рикардо Рейс, и вдруг стало ясно, чтостол был приготовлен для них и ждал их, как ждет предмет руку, которая привычноего находит и часто использует, это, вероятно, завсегдатаи, но не исключено,что и владельцы отеля «Браганса», забавно, что мы совсем упустили из виду, чтоу каждого отеля есть владелец, а эти двое пересекают зал, принадлежит он им илинет, неторопливо и уверенно, чувствуя себя как дома — многое можно заметить,если быть внимательным. Девушка оказывается к Рикардо Рейсу в профиль,морщинистый господин садится к нему спиной, они переговариваются вполголоса, ноиз слов, произнесенных ею неожиданно громко: Да нет же, папа, я хорошо себячувствую, можно заключить, что это отец с дочерью, довольно редко можновстретить в гостинице в наше время такое сочетание. Официант обслуживает их ссумрачной торжественностью и явно — не впервые, а потом уходит, и в зале вдругделается очень тихо, смолкают — вот странность! — даже голоса детей, хотьРикардо Рейс не может вспомнить, звучали ли они раньше, или они вообще немые,или им рот зашили, скрепили губы невидимой застежкой — да нет, что за дурацкаямысль! они же кушать пришли. Тоненькая девушка доела суп, положила ложку, иправой рукой нежно, будто домашнего зверька, поглаживает левую, опущенную наколено. Только тут Рикардо Рейс, потрясенный собственным открытием, заметил,что эта левая рука с самого начала была совершенно неподвижна, что девушкаразворачивала салфетку одной правой рукой, а вот теперь берет ею левую руку,бережно, как хрупко-хрустальную, кладет на стол — и теперь рука с удлиненными,тонкими, бескровными пальцами лежит рядом с тарелкой, безучастно присутствуяпри трапезе. Рикардо Рейс, которого вдруг пробрал озноб, не сводит глаз с этойруки, парализованной и слепой, потому что без поводыря она не будет знать, кудаидти: вот теперь воздухом подышим, а теперь послушаем, о чем говорят вокруг, атеперь сюда, сюда, чтобы тебя мог видеть этот приехавший из Бразилии доктор,бедная, бедная, мало того что левая, так еще и сухая, неподвижная, плетьювисящая, бессильная, безжизненная, мертвая ручка, где ты теперь, не постучишьты в заветную дверь. Рикардо Рейс замечает, что рыба, поданная девушке, ужеснята с костей, мясо заранее нарезано, фрукты очищены от кожуры, разделены надольки, наверно, прислуга знает все их привычки, эта пара и вправду частообедает здесь и, может быть, даже живет в отеле. Он уже покончил с десертом, номедлит, выигрывая время — для чего? и в чем выигрыш? — и вот наконецподнимается, с шумом отодвигает стул, и на этот неожиданный и слишком громкийзвук девушка поворачивается к нему: теперь видно, что ей больше двадцати, нототчас профиль, вновь обращенный к нему, восстанавливает ее прежний обликдевочки-подростка — длинная, ломкая шея, острый подбородок, какая-то зыбкаяневерная незавершенность всех линий. Рикардо Рейс покидает зал, но у дверей смонограммами ему приходится обменяться поклонами с толстяком: Прошу, толькопосле вас, Помилуйте, с какой стати? — но все же толстяк выходит первым:Благодарю, вы очень любезны.

Управляющий Сальвадор уже протягивает ему ключи от 201-го,он собирался вручить их торжественно, но на полдороге унял размах руки: какзнать, а вдруг постоялец, проведя столько лет в бразильском захолустье истолько дней в море, пожелает открыть для себя ночной Лиссабон со всеми еготайными удовольствиями, хотя в такой промозглый вечер куда приятней посидеть вгостиной, благо это рядом, в одном из глубоких и мягких кожаных кресел, подлюстрой с подвесками, перед огромным зеркалом, куда вмещается, двоясь, вся этапросторная комната, которая не просто отражается в нем, а, сплавляя воединодлину, ширину, высоту, переходит в иное и единое измерение, словно некийотдаленный и одновременно близкий призрак, если в подобном объяснении нетпротиворечия, отринутого ленивым сознанием, и Рикардо Рейс смотрит в зеркальнуюглубь и видит отражение одной из бесчисленных своих ипостасей, все, впрочем,одинаково утомлены, и говорит: Я поднимусь в номер, устал, две недели штормило,и нет ли у вас сегодняшних газет, хотелось бы перед тем, как усну, войти в курссобытий на родине. Прошу вас, доктор, и в этот миг появляются и проходят черезгостиную девушка с парализованной рукой и ее отец: он — впереди, она — на шаготставая, а у Рикардо Рейса в одной руке ключ, а в другой — мутно-пепельнаяпачка газет. Там, внизу, под лестницей прогудел электрический шмель, но нет,это не постоялец, просто порыв ветра распахнул входную дверь, непогода разыграласьвсерьез, сегодня никого уже не залучить, дождь, шторм на море, одиночество.

Удобный диван оказался у него в номере — столькочеловеческих тел покоилось некогда на его мягких подушках, что они сами почтиочеловечились, научились приноравливаться к любому изгибу, и свет настольнойлампы с письменного стола падает на газетный лист под нужным углом, и кажетсядаже, что ты не в гостинице, а у себя дома, в лоне, так сказать, семьи, хоть ееу меня и нет, нет и, наверно, не будет, ну, так что же слышно в милой отчизне,а слышно вот что: Глава Государства в торжественной обстановке открыл вГенеральном агентстве по делам колоний выставку, посвященную Моузиньо деАлбукерке, никак им не под силу отказаться от помпезных юбилеев и позабытьгероев империи. Жители Голeгана — это где ж такой, а-а, в провинции Рибатежо —опасаются, что паводок размоет плотину Винте[5], какое забавное название,откуда, интересно, оно взялось, и повторится бедствие восемьсот девяностопятого года, мне тогда было восемь лет, немудрено, что я его не помню. Самаявысокая женщина в мире — Эльза Друайон, ее рост составляет два метра пятьдесятсантиметров, такой орясине и паводок не страшен, а как же зовут ту девушку спарализованной рукой, что это — болезнь, врожденное увечье или несчастный случай?Пятый конкурс на звание «Ребенок года», полстраницы занимают фотографии этихдетишек в чем мать родила, все складочки на виду, многие из этих младенцеввырастут в проституток и распутников, потому что их в столь нежном возрастевыставили на обозрение грубому плебсу, не уважающему невинность, продолжаютсябоевые действия в Эфиопии, а что в Бразилии? да ничего, нет известий, всекончено, итальянские войска начали генеральное наступление, неудержимгероический порыв итальянского солдата, еще бы, как его удержишь, если противартиллерии копья да сабли. Адвокат знаменитой спортсменки сообщает о том, чтоего доверительница подверглась операции по изменению пола и уже через несколькодней станет абсолютно полноценным мужчиной, не забудь заодно и имя сменить, какже ее зовут? Бокаж[6] перед судом инквизиции, художник Фернандо Сантос, незахирели, значит, изящные искусства. Премьера в «Колизее», «Последнее чудо», снесравненной и великолепной бразильянкой Ванизой Мейрелес в главной роли,забавно, дома я про такую и не слышал, сам виноват, билеты в партер от трехэскудо, ложи — от пяти, два спектакля в день, по воскресеньям — утренники,грандиозный исторический фильм «Крестовые походы» в «Политеаме», билетыпродаются, в Порт-Саиде высадился значительный контингент британских войск, да,у каждой эпохи свои крестовые походы, продвинувшихся вглубь страны до границы ситальянской Ливией. Список португальцев, скончавшихся в Бразилии за первуюдекаду декабря, ни одного знакомого имени, значит, и горевать не о ком и траур носитьне надо, а и правда, что-то многовато их перемерло. Бесплатные обеды длянеимущих организуются по всей стране, в тюрьмах заметно улучшился рацион, как,однако, здесь трогательно заботятся о всякой швали, а это что? председательмуниципального собрания города Порто направил телеграмму министру внутреннихдел: На состоявшемся сегодня под моим председательством заседаниимуниципалитета депутаты горячо одобрили декрет об оказании помощи бедным ипоручили мне выразить вашему превосходительству свое восхищение этимзамечательным начинанием, вспышка оспы в Лебусане и Фателе, эпидемия гриппа вПорталегре, в Валбоме случаи заболеваний тифоидной горячкой со смертельнымисходом, скончалась шестнадцатилетняя Роза К., о лилия моей долины, зачем такрано расцвела, зачем судьбой неумолимой до срока срезана была. Уважаемый г-нредактор, моя собака, нечистокровный фокстерьер, сучка, уже дважды щенилась, нокаждый раз она пожирает свое потомство, из всего помета никого спасти неудалось, прошу сказать, что мне делать? Случаи каннибализма у щенных сукобъясняются, в большинстве случаев, недостаточным питанием в период вынашиванияи вскармливания, основу полноценного рациона должно составлять мясо, необходимытакже молоко, хлеб, овощи, если же и в этом случае ваша собака не откажется отсвоих наклонностей, вам остается лишь убить ее, либо прекратить вязки, либостерилизовать. Ну-ну, вообразим себе, что женщины, плохо питающиеся во времябеременности, а это явление более чем распространенное, какое там мясо, какоемолоко, сидят на хлебе с капустой, тоже примутся пожирать своих детенышей,вообразили? убедились, что это невозможно, и теперь нам гораздо проще понять,чем люди отличаются от животных, и этот комментарий принадлежит не главномуредактopy, но и не Рикардо Рейсу, который думает совсем о другом, а именно отом, какая кличка больше всего подойдет этой сучке-детоубийце, не назовешь жеее Дианой или Джерри, да и зачем ей теперь имя, что прояснит оно в еепреступлениях или в их мотивах, если все равно суждено ей умереть от хозяйскойруки, которая спустит курок или поднесет кусочек мяса с отравой, размышляетРикардо Рейс и вот наконец находит подходящее имя, образованное от имениУголино делла Джерардеска, графа и людоеда, пожиравшего детей своих и внуков, очем есть упоминание в соответствующей главе «Истории гвельфов и гибеллинов»,смотри также — Алигьери Данте, «Божественная Комедия», «Ад», песнь тридцатьтретья, вот пусть и зовется Угол иной мать, пожирающая собственных детей,изверг рода собачьего, существо, столь бесповоротно отрекшееся от своейприроды, что нутро у нее не перевернется от жалости к тем беззащитнымсозданиям, в чью мягкую и нежную плоть вонзает она клыки, к тем, чьи ещехрупкие косточки хрустят под ее резцами, и, стеная, не увидят слепые щенки, чтопричиной их погибели стала родная мать, О Уго-лина, не убивай меня, я — твоедитя.