Он шумно выдохнул, неподвижный как статуя, лишь пальцы непрекращали заученной в детстве игры. Рука с зажатой папкой начала мелкоподрагивать…

Там, в темноте, он стянул с девочки майку и положил ладонина тонкие бедра. Сейчас…

«Дурак!», сказала девочка в темноте. «Не трогай»!

Илья издал то ли стон, то ли вздох, заваливаясь на кровать,чувствуя, как ослабевают руки. Папка с фотографиями стала смешной и противной.Он отшвырнул ее на пол и полежал минуту, прикрывая ладонями пах и чувствуя, какспадает возбуждение.

— Хо-ро-ша-я, — по слогам произнес он, цепляясь за уходящиефантазии.

Но из темноты, куда он так хорошо научился заглядывать,никто не ответил. Илья потянулся, пошарил по заляпанной стене, выключил бра.Через несколько секунд он спал.

Кроме мастурбации у Ильи Карамазова были и другие увлечения.Он любил играть в преферанс, смотреть по телевизору «Утреннюю звезду» инаходить клиентов. С заказчиками у него проблем не было — те находили Ильюсами.

Если бы у наемных убийц имелся табель о рангах, то Карамазовзанимал бы первое место уже много лет. Причина была банальной — Илья не простоисполнял заказ, он сам организовывал всю процедуру. Ему лишь называли имя — нетребовался даже адрес. Клиент мог скрываться, мог покинуть город или страну —Илью это, казалось, нисколько не волновало. А человек, способный найти когоугодно, требовался всем. Пару раз к нему даже обращались молодые люди, чьякороткая стрижка и безукоризненная вежливость наводили на смутныепредположения. Но Илья никогда не занимался догадками. Даже когда искалклиента.

Именно поэтому он был до сих пор жив.

…Илья спал. Скользил по граням сна, то погружаясь вразноцветный туман видений, где было все, кроме маленьких девочек и выстрелов,то выныривая в беспамятство. Но, странное дело, он понимал, что спит. И ждал,ждал чего-то, приближающегося, как после получения заказа.

Но ведь он никого не должен убить? Не так ли?

Во сне Илья летел по темным коридорам, бестелесный, что былоневыносимо обидно. Он гордился своим тренированным сильным телом, на котороетак безуспешно заглядывалось бабье, гордился хорошей реакцией, отличнымглазомером…

Сейчас его тащило, как щепку в водосточной канаве, ивыбраться он был не в силах. Оставалось покориться. Оставалось ждать.

— СМОТРИ, — шепнула темнота.

Карамазов застонал во сне. О, это был очень знакомый сон.Еще с тех времен, когда он искал клиентов не для последнего расчета, с техвремен, когда его оружием было лишь собственное тело, а заказчиками — мелкие«деловые», которых он ныне побрезговал бы убивать.

Так было перед каждой акцией — но ведь сейчас он ни на когоне работает. Не правда ли?

— ТЫ МОЙ, — шепнула темнота. — ПОРА ПЛАТИТЬ.

Впереди разгорался свет… нет, не свет — просто темнотаизменила яркость. Так может светиться ночь.

— ШЕСТЕРО…

Он увидел лица — так ярко, как не случалось даже при самыхудачных заказах. Предельно четкие, словно выплавленные из темноты, лишьпочему-то двоящиеся.

— ТЫ ПОЙМЕШЬ, — сказала тьма. — ОНИ ОПАСНЫ, ПО-СВОЕМУ. ОНИНЕ УСТУПАЮТ ТЕБЕ.

Илья попытался зажмуриться — но не было ни век, ни глаз.Темнота несла его по кругу, заставляя заглянуть в каждое лицо.

— ЗАКАЗ, — шепнула тьма, и в бесплотном голосе дрогнулаирония. — ПОРА ПЛАТИТЬ ПО СЧЕТАМ.

Он не мог ответить, не мог закричать — но в этом и не былонужды. Темнота пропитывала Илью насквозь, она знала все, что он хотел сказать.

— ТЫ МОЙ. УБЕЙ ИХ.

…Илья проснулся с криком. Кошмар еще не отпустил, и лампочкабра, как в страшных снах, зажглась тускло и беспомощно.

— Я ни на кого не работаю, — прошептал он, озираясь.

Заказ выполнен. Деньги получены. Он не собираетсяподчиняться собственному бреду. Можно отдыхать — пока не наскучат видеокассеты,купленные на черном рынке, и папка со старыми фотографиями. Пока ему непредложат обслужить еще кого-либо…

И тьма, которая всегда шептала — где и как, промолчит.

И киллер, разучившийся убивать, станет просто человеком,знающим слишком много. Клиентом… кого-то другого, к кому придет тьма.

— Сука! — закричал Илья, тонко всхлипывая. — Стерва!

Но темнота уже спряталась за гранью сна. Она не слышала —или не считала нужным отвечать слуге.

Тихонько подвывая, Карамазов схватил со стола пистолет.Замер, борясь с желанием высадить всю обойму в окно, в ночь. Он не собираетсяподчиняться!

…НО ПАТРОНЫ НАДО ЭКОНОМИТЬ, ШЕСТЬ КЛИЕНТОВ, И ПО ДВАВЫСТРЕЛА… И, ПОЧЕМУ-ТО, ЕЩЕ РАЗ УМНОЖИТЬ НА ДВА… ПАТРОНЫ ПРИДЕТСЯ ДОКУПИТЬ…

— Гадина, гадина, — садясь на пол, прошептал Илья. — Тыпритворялась, тебе тоже что-то надо, вам всем от меня что-то надо…

ОНИ ВСЕ СУКИ. ВСЕ. ТОЛЬКО ДЕВОЧКИ ХОРОШИЕ. ТОЛЬКО ДЕВОЧКИ…НА ФОТОГРАФИЯХ… ХОРОШИЕ… ДЕВОЧКИ…

Илья распластался на полу, потянулся к картонной папке.Схватил ее, всхлипывая уже тише.

ДЕВОЧКИ… ХОРОШИЕ…

Среди шестерых, в этот день один за другим ощутившихприближающееся нечто, Кирилл Корсаков был самым растерянным — и, как нистранно, наиболее подготовленным к происходящему.

У него еще не было того предчувствия беды, что рано илипоздно приходит к любому человеку. Кирилл просто не успел повзрослетьнастолько, чтобы принять это странное знание — презрительно отрицаемоебольшинством, но бесспорное для тех, кому довелось бывать в серьезныхпеределках. Его не смущала нелогичность происходящего — дети не верят в логику.Он даже не понимал, что давящее ощущение может предвещать неприятность, кудаменьшую, чем кажется. Остаток дня Кирилл провел с напряжением бойца, пойманногона ночном поле боя прожекторным лучом и мучительно пытающегося притворитьсямертвым. И этот осознанный страх прикрывал его от истерики непробиваемым щитом.

Мама не сказала ему ни слова, даже если и заметила, что вэтот час занятия в школе еще должны были продолжаться. В глубине души онаразделяла мнение Кирилла, что образование мало что может ему дать. Такие мыслиродители никогда не говорят вслух — это входит в правила семейной игры. «Куритьвредно» — сообщают они детям, закуривая. «Драться нехорошо» — ободряющепохлопывая по плечу. Дети все равно чувствуют истину. Лишь когда они начинаютвзрослеть, приходит стремление свести слова и правду воедино.

— Тебе звонили с телевидения, — сказала мама, пока Кириллел. Обед был ритуалом, изменения в котором не допускались. Людмила Корсаковавсегда приходила обедать домой — и подразумевалось, что Кирилл будет поступатьтак же. Не только ради правильного питания — хотя она и придавала ему большоезначение. Главным был короткий разговор, деливший день на две части —обязательную, но не имеющую никакого значения, когда Кирилл был в школе, и ту,которая, собственно, и составляла жизнь Кирилла. Если бы он взял на себя отвагувыразить собственные ощущения в словах, то сказал бы, что мама относится кнему, как ювелир к огромному алмазу, медленно превращаемому в сияющийбриллиант.