– Почти в половину озера, – ответила девушка. – Начинается здесь и бежит до противоположного берега.

– Ничего себе! И о нем никто не знает?

– Почему же – никто? Кому надо, те знают. Некоторые, как и ты, об источнике слышали, но слухам не верили. Да и как поверить, если озеро со стороны кажется болотом? Чтобы увидеть кристальную целебную воду, надо заглянуть вглубь, шагнуть в вязкий ил, а на это способны далеко не все. Кое-кому для этого и вовсе нужен дружеский пинок.

Алекс улыбнулся.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – кивнула Ровена. – Приходите купаться еще.

– Непременно придем, – кивнул Ник. – Не сомневайся.

…Поднимаясь за повеселевшим Алексом на вершину холма, сисадмин на секунду остановился и, обернувшись, снова посмотрел на девушку. Та помахала ему рукой, а потом медленно растворилась в воздухе.

Художник

Парень сидел на скамейке и увлеченно рисовал. С обеих сторон от него на желтых облупленных досках стояла батарея баночек с красками, тубы с кисточками и еще куча каких-то вещиц, замотанных в тряпки и целлофан. Мольберта у парня не имелось, он творил на маленьких листках плотной бумаги, которые держал прямо на коленях.

Его джинсы и куртка были покрыты россыпью разноцветных пятен, однако художник их не замечал. Возможно, его одежда была такой изначально, и юноша надел ее нарочно – чтобы не бояться испачкаться еще больше.

Алекс видел этого художника неоднократно – не реже двух раз в неделю тот приходил в Старый парк, садился на одну и ту же скамейку и принимался рисовать. Писал он все время одно и то же – птиц. Портреты галок, воробьев, голубей и сорок выходили из-под его кисти в неимоверном количестве. Алекс был уверен, что в доме художника ими увешаны все вертикальные поверхности – при условии, конечно, что парень не продает свои рисунки каким-нибудь любителям анимализма.

Готовые птичьи портреты юноша складывал прямо на скамейку, и полюбоваться на них мог любой прохожий. Прохожие, к слову, не обращали ни на рисунки, ни на их автора никакого внимания. Возможно, дело было в том, что автор так гармонично сливался с пейзажем, что попросту не бросался в глаза.

Между тем, Алексу, он бросился в глаза сразу. Причем, не благодаря своей внешности, в ней как раз ничего особенного не было – при желании художник сумел бы легко затеряться в толпе, ибо такие серые глаза, русые волосы и прямой, чуть длинноватый нос, можно увидеть едва ли не у каждого второго горожанина. Дело было в воодушевлении и творческом энтузиазме, волнами исходившими от парня, когда он брал в руки кисть. Юноша получал от рисования бесконечное удовольствие, и не заметить это было невозможно.

Алекс сотню раз обещал себе, что рассмотрит творения анималиста внимательнее и даже познакомится с ним самим, однако все время пробегал мимо, торопясь в офис, или на обед в кафе. Сегодня же он нарочно решил поесть в парке – погода стояла сухая и сравнительно теплая, поэтому перекусить бутербродами с кофе можно было сидя на лавочке.

На появление Алекса анималист не отреагировал. Он был так увлечен своим делом, что, казалось, вообще ни на что не обращал внимание. Птиц он рисовал не с натуры, а из головы – за пятнадцать минут, потребовавшихся, чтобы расправиться с незамысловатым обедом, Алекс не увидел на аллее ни одного пернатого. Все они засели на верхушках деревьев и о чем-то крикливо переговаривались. Художник же ни разу не поднял голову вверх, чтобы разглядеть их среди переплетения голых ветвей. При этом, время от времени юноша отрывался от работы, несколько секунд к чему-то прислушивался, улыбался и продолжал рисовать.

То, что птицы на его картинках выходили чудными, Алекс заметил давно. Воробьи щеголяли розоватыми грудками, перья галок отливали благородным изумрудом, а голуби напоминали не то павлинов, не то райских птиц. Собственно, почему бы и нет? Если художник их так видит, отчего бы им не быть именно такими?

Алекс с уважением относился к любому проявлению творческой мысли. Ровно до того момента, пока на соседней аллее у него из-под ног не вспорхнула сине-зеленая галка, а с дерева не зачирикал воробей, подозрительно похожий на снегиря. Теперь к уважению примешивалось любопытство, а потому парень твердо решил познакомиться с чудо-анималистом поближе.

Выбросив в урну пустой картонный стакан из-под кофе, Алекс встал со своей скамейки и пересел на скамейку художника – на самый краешек, свободный от красок и бумажных листков.

– Классные картинки, – заметил он, разглядывая разноцветных голубей. – Птицам бы они понравились.

Услышав незнакомый голос, художник вздрогнул и поднял на Алекса глаза. Несколько секунд молча рассматривал его лицо, а потом расплылся в такой широкой улыбке, будто тот оказался старинным другом, с которым он не виделся несколько лет.

– Я тоже так думаю, – ответил анималист. – Если хочешь, возьми какой-нибудь рисунок себе. У меня их много. Я, кстати, Эмиль. А ты?..

– А я – Алекс.

Нет, знакомы они определенно не были. Алекс наверняка запомнил бы этого парня, даже несмотря на его среднестатистический облик. Почему же тогда Эмиль смотрит на него так, будто знает о нем больше, чем он сам знает о себе?

– Ты отлично рисуешь, – продолжал Алекс. – Когда я прохожу по этой аллее, всегда обращаю внимание на твоих птиц. Они такие… необычные.

– Спасибо. Я польщен, правда.

– Представляешь, я вчера видел в парке галку цвета морской волны. Точь-в-точь, как на твоем рисунке.

Эмиль удивленно приподнял бровь.

– Неужели?

– Точнее быть не может, – кивнул Алекс. – А еще видел красногрудого воробья. О, посмотри-ка туда!

Эмиль коротко хихикнул – мимо них по дорожке важно прошествовал белый голубь с красно-фиолетовым хвостом. Алекс окинул быстрым взглядом лежавшие на скамейке листы, а потом ткнул пальцем в один из них.

– А вот и его портрет. Один-в-один.

– Чудеса, – снова улыбнулся анималист, бросив хитрый взор на нового знакомого. – Откуда же в нашем городе взялись такие пестрые птицы?

– Быть может, кто-то нарочно раскрашивает их перья красками?

– Сомневаюсь, – покачал головой Эмиль. – Скорее, кому-то сильно захотелось, чтобы в парке появились именно такие пернатые, и они появились – не смогли отказать его маленькой прихоти.

Алекс посмотрел на художника внимательнее. Интересно, не является ли он дальним родственником дядюшки Дэна? Тот тоже любит говорить загадками, да еще таким тоном, будто на что-то намекает. При этом суть его намеков абсолютно не понятна. Как и сейчас.

– Почему твои птицы разноцветные, Эмиль?

– Потому что они такие на самом деле.

– В каком смысле? Все знают, что голуби – сизые, галки –