Я потягиваю крепкий чай, наблюдаю за солнечными зайчиками,скачущими через жалюзи по кухне, вслушиваюсь в шум воды из ванной и в звукителевизора из гостиной, чувствую пульс на виске, что означает пару рюмок лишнихнакануне вечером, и думаю, что Отыскать это ведерко (или там, корзину),безусловно, можно. Я мог бы прочесать кусты вдоль насыпи и все-таки найти этуштуковину, а потом… В этом-то все и дело: а потом что? Да ничего, я просто поднимукорзинку, поверчу ее в руках, ощупаю ее, думая о том, что последний, ктодотрагивался до нее, уже давным-давно лежит в сырой земле. Может, он оставилтам записку? «Помогите, я потерялся», или что-то в этом духе… Чушь какая, ктоже идет в лес по ягоды и захватывает с собой карандаш с бумагой? А есливсе-таки? Воображаю, какой благоговейный ужас меня охватит, если это и в самомделе так. Нет, мне положительно необходимо отыскать эту корзинку как некийсимвол, подтверждение того, который из нас двоих – нет, пятерых – жив, акоторый умер. Необходимо подержать ее в руках, почувствовать ее, своею кожейощутить все эти бесконечные дожди, пролившие на нее за долгие годы, снега,покрывавшие ее зимой, солнечные лучи, сиявшие над ней. И вспомнить, где был я ичто поделывал, когда все это происходило, кого любил, кого ненавидел, по какомуповоду смеялся и почему плакал… Я найду ведерко, ощупаю его, прочитаю на егоповерхности длинную книгу бытия, всмотрюсь в собственное отражение в тускломметалле, покрытом ржавчиной и следами времени. Вы понимаете меня?..

В Касл-Рок мы вернулись в начале шестого воскресного утра,накануне Дня труда. Всю предыдущую ночь мы шли, не останавливаясь ни на минуту.Ни один из нас не скулил, не жаловался, хотя все до одного до крови натерлиступни и были страшно голодны. У меня к тому же голова раскалывалась от жуткойболи, а ноги горели адским пламенем. Два раза нам пришлось прыгать с насыпивниз, пропуская поезда. Один из них оказался попутным, однако шел слишкомбыстро, чтобы на него вскочить. К мосту через Касл-ривер мы вышли передрассветом. Крис оглядел его и повернулся к нам:

– К черту, я пойду через мост напрямую. Если меня собьетпоезд, что ж, по крайней мере эта свинья «Туз» Меррил будет лишен удовольствиясо мной расправиться.

Мы все последовали за Крисом через мост – точнее было бысказать, потащились. Поезда, на наше счастье, не было. Затем мы перелезли черезограду свалки (в такую рань, да еще в воскресенье, ни Майло, ни Чоппером тут,конечно, и не пахло) и напрямик вышли к колодцу. Первым попробовал ледяную водуВерн, потом и остальные, окатившись до пояса, напились так, что больше не быловозможности. Утро выдалось прохладным, поэтому нам пришлось надеть рубашки.Доковыляв до нашего пустыря, мы остановились и уставились на хижину, в которойвсе и начиналось. Смотреть друг на друга нам почему-то не хотелось.

– Ну, ладно, – вздохнул наконец Тедди, – увидимся в среду вшколе. Я лично до тех пор, скорее всего, буду спать как убитый.

– И я, – отозвался Верн. – Грубая сила меня износила…

Крис стоял молча, что-то насвистывая сквозь зубы.

– Эй, дружище, – окликнул его Тедди, явно ощущая себянеловко, -только без обид, договорились?

– Без обид, – эхом отозвался Крис. Внезапно его мрачная,изможденная физиономия осветилась радостной улыбкой: – А все-таки, черт побери,нам это удалось! Мы им показали, всем им, так ведь?

– Ага, – тихо вздохнул Верн, – показали… Теперь Биллипокажет мне.

– Ну и что? – возразил Крис. – Я тоже получу свое от Ричи,Горди, скорее всего, от «Туза», а Тедди – от кого-нибудь еще. Важно, что намэто удалось, елки-моталки!

– Точно, удалось, – без особой уверенности проговорил Верн.

Крис взглянул на меня, ища поддержки.

– Нам это удалось, ведь так? – спросил он тихо. – Играстоила свеч, разве нет?

– Стоила, Крис, безусловно, стоила, – заверил его я.

– Да идите вы все на фиг, – махнул рукой Тедди, как будто мыговорили о какой-то совсем уж полной ахинее. – Устроили здесь, понимаешь,пресс-конференцию по поводу успешного завершения выдающейся экспедиции.Давайте-ка скорее по домам, а то, наверное, предки уже включили нас в списокжертв новоявленного маньяка. Ну, прощаемся?

Мы обменялись на прощание рукопожатием, и Тедди с Верномпотопали в свою сторону. Я собирался уже отправиться к себе, но что-то меняудержало. – Я провожу тебя? – предложил Крис.

– Конечно, если тебе так хочется.

Некоторое время мы брели молча. В этот ранний час Касл-Роквсе еще спал как убитый. Тишина стояла полнейшая, и у меня возникло ощущение,что вот сейчас мы повернем за угол, на Карбайн-стрит, и там увидим «моего»оленя, мирно щиплющего травку.

– Они расколются, – проговорил наконец Крис.

– Безусловно, только не сегодня и не завтра. Думаю, пройдетдостаточно много времени, прежде чем у них развяжутся языки. Быть может, годы.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Видишь ли, Крис, они напуганы, в особенности Тедди. Онстрашно боится, что его могут не взять в армию. Верн тоже до чертиков напуган.Теперь у них будет немало бессонных ночей этой осенью, время от времени кто-тоиз них едва не проболтается, но, думаю, вовремя прикусит язык. И вот еще что.Знаешь, это, конечно, выглядит полнейшей чушью, но мне кажется, они постараютсязабыть обо всем, что произошло.

Поразмыслив, Крис медленно кивнул.

– Мне как-то не пришло в голову взглянуть на вещи под такимуглом. Ты, Горди, прямо-таки видишь людей насквозь.

– Хотелось бы мне, чтобы так и было.

– Так оно и есть.

Мы еще немного помолчали.

– Никогда мне не выбраться из этой дыры, – проговорил вдругКрис с тяжелым вздохом. – Что ж, будешь приезжать из колледжа на летниеканикулы, а мы с Верном и Тедди, отпахав семичасовую смену, сможем с тобойвстречаться в кабачке у Сьюки: вспомнить былое, да и просто поболтать.

Если тебе, разумеется, захочется, только вряд ли…

Он горько усмехнулся.

– Слушай, перестань! Какого черта ты себя хоронишь? –накинулся на него я, стараясь, чтобы в голосе моем звучал металл.

В то же время в ушах у меня были слова Криса: «А может, яэто и сделал? Может, я отдал деньги старой чертовке, леди Саймонс, но несмотряна это меня наказали, поскольку они так и не всплыли? А на другой день стараячертовка заявилась в школу в новой юбке…» Передо мною встали глаза Криса в тотмомент, когда он это говорил, почти срываясь на крик.

– Я и не собираюсь хоронить себя, дружище, – печальнопроговорил Крис, – я просто называю вещи своими именами. И хватит об этом.