Через несколько лет Мозговой понял, почему никто по собственной воле не уходит с крупной должности. Едва его самого лишили должности, то сразу же отключили все телефоны – дома и на даче. Он связался с заместителем председателя республиканского комитета госбезопасности, с которым по пятницам ходил в сауну, и возмутился:

– Да как же так? Это же форменное хулиганство!

Тот философски ответил:

– Ты же знаешь, таков порядок, это не мной придумано.

После революции Советская власть разрушила экономику, обесценила деньги, заменила торговлю распределением и лишила людей права собственности. Но власть заботилась о том, чтобы руководящие кадры не голодали, не мерзли и по возможности ни в чем не испытывали нужды. Служишь власти преданно – получай паек.

Все советские десятилетия материальные блага и радости жизни прикладывались к высокой должности. Ни за какие деньги нельзя было купить ту высококачественную еду, которая распределялась через «столовую лечебного питания», или пройти обследование на аппаратуре, существовавшей лишь в поликлиниках 4-го главного управления Министерства здравоохранения.

В учебниках писали, что средства производства – да и вообще всё в стране – это общенародная собственность, принадлежащая всем членам общества. Но понятие «общенародная собственность» – фикция. Единственным собственником было государство. Точнее – руководители партии и правительства, которые всем распоряжались. Чиновники получали прибавочный продукт в форме разнообразных привилегий, имея доступ к спецраспределителям, спецмагазинам, спецбуфетам, спецбольницам. Этот прибавочный продукт в своем кругу именовался «корытом».

Своих детей чиновники пристраивали на заграничную работу, зятьев определяли в дипломаты, чтобы дочки могли жить за границей. Поездки за границу приобрели прежде всего экономический смысл – избранная публика покупала то, что на территории Советского Союза не существовало.

Хорошо помню, как по возвращении из Северной Америки, Западной Европы или Японии, делясь подарками и впечатлениями, партработники и бойцы идеологического фронта не без зависти в голосе описывали, что им показали на японских или немецких заводах. Подарки – изделия иностранного ширпотреба – высоко ценились. Принимая подарки, аппаратчики разводили руками: нам-то что мешает всё это производить? Они разводили руками на протяжении всех десятилетий, что существовала Советская власть.

Но выпускали немногих. Постановлением ЦК от 13 января 1970 года разрешалось выезжать в капиталистические страны не чаще одного раза в три года. Разрешение давали комиссии по выездам за границу при горкомах и обкомах партии.

Всё было ориентировано на максимально комфортное устройство жизни высших чиновников государства, извлечение ими максимальных благ из своей должности. А необходимость по долгу службы произносить ритуальные речи о высоких идеалах, поучать других только усиливала привычку к двоемыслию и воспитывала безграничный цинизм.

Сотрудник комитета госбезопасности Украины вспоминал, как в одной из областей принимали хозяина республики Петра Шелеста. На правительственную дачу, где он остановился, командировали шеф-повара ресторана «Верховина», официанта из ресторана «Киев», официантку из столовой облисполкома и врача из санитарно-эпидемиологической станции. Красную рыбу и икру Шелесту доставляли из Астрахани и с Дальнего Востока, колбасы и мясо из Москвы и Ужгорода, пиво – из Львова, вина – из Закарпатья. Живых раков самолетом везли из Николаевской области.

Генерал-майор Геннадий Александрович Федяев начинал службу в львовском областном управлении КГБ:

«Помню, как во Львов приезжал первый секретарь ЦК КПУ П. Е. Шелест. Нашему отделению досталась забота о безопасности сопровождавших его лиц. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что в товарном вагоне спецпоезда приехала корова, которую обслуживали ветеринар и доярка. Шелест пил “спецмолоко” только от этой спецкоровы».

Помощник первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Кирилла Трофимовича Мазурова вспоминал, как они с шефом приехали к соседям, в Киев:

«Когда перед ужином заглянул в столовую, у меня помутилось в глазах. Стол был раскинут персон на двадцать. От края до края сплошной лентой стояли бутылки всех размеров, форм и расцветок засургученные и сверкающие серебром и золотом. А вокруг закуски, сплоченные так, что и палец меж ними не вставишь. Сверкающий хрусталь, крахмальные салфетки, горы фруктов, кроваво-красные ломти арбузов».

Право пользования системой 4-го управления определялось решением секретариата ЦК. В решение о назначении на номенклатурную должность вписывалась ключевая фраза: «И распространить на него право пользования Первой поликлиникой 4-го главного управления при Минздраве СССР» на Сивцевом Вражке. При повышении в должности постановление секретариата ЦК предусматривало «право пользования Объединенной спецбольницей и поликлиникой 4-го главного управления». Это медицинский центр на Мичуринском проспекте – для старшей номенклатуры, который построили при Брежневе.

Медицина для начальства возникла в СССР как следствие тотального дефицита, нехватки современной медицинской техники и эффективных лекарств. И, как следствие, социального неравенства.

Детский писатель Корней Чуковский, оказавшийся в Центральной клинической больнице 4-го управления, писал: «Работники ЦК и другие вельможи построили для самих себя рай, на народ – наплевать. Народ на больничных койках, на голодном пайке, в грязи, без нужных лекарств, во власти грубых нянь, затурканных сестер, а для чинуш и их жен сверх-питание, сверх-лечение, сверх-учтивость, величайший комфорт».

В каждой республике и каждой области существовали свои распределители и спецполиклиники. Чиновники, которым по возрасту и состоянию здоровья давным-давно следовало уйти на пенсию, до последнего держались за должность. Пока у власти – ты всем нужен, и у тебя всё есть, а вышел на пенсию – ты никто. Материальные блага и радости жизни прикладывались к высокой должности. Когда я в университетские годы учил японский язык, мне очень понравилась услышанная в Токио пословица: «Не чиновник – не человек»…

В те годы повсюду ощущались глухое раздражение и разочарование. Ни одна из реформ реального социализма не увенчалась успехом. Все они упирались в догмы социалистической экономики, останавливались и отступали, оставляя наследникам груз нерешенных проблем. В 1976 году, при Косыгине, плановые задания уменьшили, чтобы дать руководителям возможность эффективно использовать имеющиеся ресурсы. Что произошло? Рост производства сократился. В реальном социализме предприятия работали только из-под палки.

Председатель Госплана СССР Николай Константинович Байбаков писал в воспоминаниях:

«Расходы государственного бюджета превысили его доходы. Страна стала жить не по средствам.

Резко ухудшилась продукция пищевой промышленности. Пищевики из прежнего количества мяса производили больше колбасы, увеличив в ней содержание крахмала.

Прибыль увеличивалась не за счет роста эффективности производства и ресурсосбережения, а путем скрытого повышения цен на выпускаемые товары. Подсчеты Госплана показали, что примерно половина средств от товарооборота достигалась за счет ухудшения качества и скрытого повышения цен.

Производственники снижали качество продукции, увеличивая ее количество. Словом, “гнали” численные показатели. Прибыль предприятий создавала видимость благополучия. Деньги на счетах предприятий накапливались, но не имели ресурсного обеспечения.

При уборке, заготовке, хранении и переработке потери картофеля и овощей составляли 25–30 процентов, принося убытки на сотни миллионов рублей. Потери сахарной свеклы достигли