секретарем ЦК по идеологии. Маланчук проявил большее рвение, чем от него ожидали. Он завел собственные черные списки, вызывал работников идеологических отделов и отдавал распоряжение:

– Такого-то без моего разрешения не публиковать.

В список Маланчука попали известные украинские писатели, у которых нашлись друзья и защитники. Они уведомили Щербицкого, что Маланчук компрометирует руководителя республики в глазах украинской интеллигенции. Но Щербицкому больше не понравились попытки Маланчука вести свою игру в обход первого секретаря. Валентин Ефимович завел друзей в Москве, в аппарате ЦК КПСС и тайком информировал столичных чиновников о тайнах украинской политики.

Щербицкому донесли, что Маланчук, не поставив первого секретаря в известность, отправил в Москву в Политиздат обширную монографию по национальному вопросу. Там речь шла и об украинских делах, причем Маланчук обнаружил в республике крамолу. А Щербицкому совсем не хотелось, чтобы кто-то писал о недостатках в его республике.

Монографию Маланчук на всякий случай намеревался издать под псевдонимом. Щербицкий послал в столицу своего помощника – проверить слухи относительно монографии. Заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Владимир Николаевич Севрук подтвердил, что монография лежит в Политиздате и что в ЦК смущены: партийные работники такого ранга под псевдонимом пишут только по особому решению.

Щербицкий увидел в этой истории подкоп под себя, назвал Маланчука «двурушником» и, заручившись согласием Брежнева, в апреле 1979 года буквально в один день сместил слишком рьяного идеолога: «не справился с задачами, не нашел контакт с интеллигенцией». Его пристроили заведующим кафедрой истории партии Киевского политехнического института. А по городу поползи слухи, что сняли Маланчука потому, что его уже прочили на место самого Михаила Андреевича Суслова.

Виталий Врублевский, помощник Щербицкого, писал, что партийный лидер Украины не ладил с Сусловым, ощущая его подозрительность к украинским руководителям. Когда позиции Щербицкого окрепли, он просто игнорировал Суслова. Наверное, старый друг Леонида Ильича был среди тех немногих, кто мог себе это позволить….

В 1977 году была принята новая конституция СССР. Работа над ней началась после того, как 25 апреля 1962 года Хрущев на сессии Верховного Совета сказал, что конституция 1936 года устарела. Но Суслов пришел к выводу, что новая конституция должна в целом повторять сталинскую, и достаточно небольших поправок.

Рабочей группой руководил Борис Пономарев, человек консервативный и опасавшийся новых веяний. В новой конституции сообщалось о построении в Советском Союзе «развитого социализма». Впервые включили в конституцию статью о роли КПСС как «ядра политической системы».

Реальная проблема возникла только с государственным языком. Такое понятие в новой конституции отсутствовало – но существовало в конституциях Азербайджана, Армении и Грузии.

Секретари ЦК Пономарев, Черненко, Капитонов и Зимянин 23 декабря 1977 года информировали коллег:

«Нельзя исключать, что изъятие из конституций Закавказских республик, особенно Грузинской и Армянской ССР, статей о государственном языке, которые были в них с первых дней установления Советской власти, может вызвать негативное реагирование со стороны определенной части населения, а также на международной арене. Настороженность в этом вопросе высказывали в беседах в ЦК КПСС и руководители данных республик».

К предупреждению не прислушались. Союзным республикам велено было принять новые конституции в соответствии с новым основным законом СССР. В реальной жизни это ничего не меняло, и для всех республик было чисто формальным делом – кроме Грузии, Армении и Азербайджана.

Намерение убрать упоминание о государственном языке как атрибуте самостоятельности вызвала массовое возмущение у молодежи. Грузинские студенты даже собирались устроить демонстрацию, хотя понимали, как печально все это может закончиться.

Руководитель Грузии Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе пытался объясниться с Брежневым. Тот неохотно ответил «это идеологический вопрос» и переадресовал первого секретаря к Суслову. Михаил Андреевич ничего не хотел слушать и твердил, что республиканская языковая аномалия противоречит марксизму.

14 апреля 1978 года, в день, когда депутатам республиканского Верховного Совета предстояло голосовать за новую конституцию, возле Дома правительства в Тбилиси собрались тысячи молодых людей. Причем в руководстве республики были люди, готовые для разгона недовольных применить силу, использовать армию.

Шеварднадзе еще раз позвонил Суслову и просил доложить Брежневу, что ситуация в республике крайне серьезная и он как первый секретарь ЦК обязан предпринять все необходимое для сохранения спокойствия. В общем благодаря своей настойчивости и умению убеждать Шеварднадзе добился своего – грузинский язык остался государственным.

Он вышел к студентам, собравшимся у Дома правительства, и торжествующе сказал:

– Братья, всё будет так, как вы хотите.

Огромная площадь взорвалась восторгом. Шеварднадзе стал в республике героем. Он сумел и успокоить молодежь, и сделать так, что вся Грузия была ему благодарна. При этом не поссорился с Москвой.

Брежнев и Суслов оценили политическое искусство Шеварднадзе. Через полгода, в ноябре 1978 года, сделали его кандидатом в члены Политбюро. А высокое партийное звание полагалось далеко не всем руководителям республик.

Очки генерала Ярузельского

27 апреля 1978 года в Кабуле молодые офицеры совершили государственный переворот, который назвали «апрельской революцией». Военные захватили дворец, убили президента страны и его окружение и обрели власть. Это далось очень легко, и они были уверены, что и дальше все будет хорошо, никаких осложнений не возникнет. Тем более что Афганистану поможет могущественный сосед – Советский Союз.

А в Москве Суслов, Пономарев и их подчиненные на Старой площади с некоторым удивлением читали информационные сводки о происходящем в Афганистане. Новые лидеры собирались строить в стране социализм по советскому образцу, что, конечно, радовало. Но наши советники, прибыв в Кабул, увидели такую сложную и запутанную картину афганской жизни, о которой в Москве имели весьма приблизительное представление.

Афганцы не спешили становиться марксистами. Страна всячески сопротивлялась социалистическим преобразованиям. Очень быстро сопротивление стало вооруженным. Кроме того, началась грызня в афганском руководстве – вожди революции убивали друг друга.

«Советский Союз, – писал один из руководителей международного отдела ЦК Карен Брутенц, – поддержал новую власть – по идеологическим соображениям, следуя логике холодной войны. Но главное – подчинились соблазну иметь послушного союзника на южной границе, в стратегически важном районе. Но афганское правительство не могло существовать самостоятельно. 12 декабря 1979 года приняли решение ввести войска».

Ввод войск не помог. Началась война, которая растянулась на многие годы, приведя к новому витку холодной войны.

А в соседней Польше на глазах рушился социалистический строй. Поляки поддержали первый в коммунистическом лагере независимый профсоюз «Солидарность», который сразу превратился в широкое социальное движение. Власти в Варшаве ничего не могли сделать. Из двенадцати миллионов работающих поляков десять миллионов вступили в «Солидарность». Рабочие отстаивали не только право на забастовки, но и требовали транслировать по воскресеньям католическую проповедь по радио. К рабочим присоединилась интеллигенция.

Трагическая судьба Польши вдохновила католическую церковь на особую роль. Когда у поляков не было своего государства, они шли в костел. В костеле говорили по-польски и о Польше, поэтому католическая вера соединилась с