Скай как рукой сняло. Она единым слитным движением поднялась, кладя ладонь на гарду рапиры. Штейн не успел даже разогнуться, а с другой стороны камня возник Хейм Иргиафа. Разряд страха ударил Сигурда в позвоночник. Как в тот раз, когда он забрал Киру. Штейн стиснул кулаки.

Скай вышла вперед: прямая, гордая, спокойная; в лоферах, заляпанных грязью, и в пыльном брючном костюме. Она скинула пиджак, оставаясь в белоснежной рубашке, и надменно окинула взглядом стоящего напротив человека.

– Мать Ангейя-ас, – поприветствовал ее Хейм хриплым голосом. – Ты все еще пытаешься острить даже в письмах.

– А ты паршиво выглядишь, – Скай кивнула на закатанный рукав рубашки. Правая рука его была синей и высохшей, будто скрюченная птичья лапка. Похожее было у Сиф – последствия утгардовой чумы.

– Увы, знания даются иногда тяжело. Приходится чем-то жертвовать.

– Ага, своими детьми, например. Или целым городом.

Хейм ничего не ответил. Он дождался, когда поднимется на холм его секундант. У Скай потемнело в глазах от ярости, но она быстро справилась с собой. Отдуваясь от крутого подъема, Крысолов вытер пот со лба. Его сломанная искусственная рука болталась на перевязи на груди, а вторая – тряслась. Истрепанная ряса была заляпана свежей кровью. Вот, значит, как Хейм хотел деморализовать ее? Насколько же плохо Иргиафа знает Матерей Хеймдалля, насколько же плохо…

Скай улыбнулась широкой улыбкой, похожей на волчий оскал, и демонстративно положила руку на эфес духовника. Крысолов при этом вздрогнул. Его лицо с перекошенными очками было самым обыкновенным. Ничего злодейского или зловещего: таких монахов полно по всему Иггу, обыкновенный книжный червь.

– Зачем ты ему служишь? Зачем пошел на все это? – спросила Скай ледяным тоном, от которого все служащие Имин Рёга предпочитали разбегаться по рабочим местам.

Крысолов снова дернулся, косясь на Хейма.

– Отвечай, раз спрашивают, – разрешил он, натягивая на синюю руку кожаную перчатку.

– Я, – Крысолов облизал обветренные губы, – я был никем. Просто монахом, ничтожеством. Я… хотел узнать нечто большее, я хотел узнать Утгард… Мой отец погиб в «Регинлейве»…

– А знаешь, – Скай прищурилась и вынула рапиру из ножен, – мне плевать. Ты убил мою внучку и ее мужа. Оставил сиротой мою правнучку. Убивал детей Хеймдалля. По его указке или по собственной – не имеет значения. Сегодня я с этим закончу. На этот раз – навсегда.

– Браво, прекрасная речь, Мать Ангейя-ас. Только вот вы забываете, что сами это породили. «Регинлейв». Войны с Хелью. Детскую преступность. Нифльхейм.

– Ах вот оно что. Тебя политика не устраивает, – Скай хохотнула.

– Я всегда хотел для Асгарда только блага.

– Видимо, у нас разные определения слова «благо». У меня оно не включает возрождение утгардовой чумы и угрозу натравить на город Нидхёгга.

– Благо – это изменения. Мы должны меняться. Идти вперед, оставляя традиции, склоки, обрубая сухие, зараженные ветви. Учиться на ошибках, а не забывать их и не вычеркивать. Объединиться перед лицом главной нашей проблемы – смерти.

Этот диалог ни к чему не вел. Хейм не пытался спорить, не пытался убедить ее в чем-то. Он просто говорил вслух то, в чем сам себя убедил много лет назад. В глазах Хейма Скай видела снаряды «Регинлейва» – его сердце, умершее в той битве много лет назад. Туманные намеки Бена вдруг встали на свои места: душевная рана Хейма все еще кровоточила. Где-то там, под безумной одержимостью, он был искалеченным молодым человеком, которого предало собственное государство.

– Наша главная проблема не смерть, – Скай устало покачала головой, – а жизнь. Ты забыл, что она сложнее смерти. И жить надо здесь и сейчас, а не в страхе перед смертью. Да, мы должны меняться, ведь даже Вседрево меняется. Но не такой ценой. Не ценой боли, страданий, смертей людей, которых мы должны защищать. Вардены защищают не мертвых, вардены защищают живых. Иначе какой смысл быть варденом? Под ветвями Иггдрасиля я бросаю вызов тебе, Хейм Иргиафа, варден из народа асов. Да рассудит нас Вседрево.

– Над корнями Иггдрасиля я принимаю вызов твой, Скай Ангейя, варден из народа асов. Да будет так.

Сигурд, который все это время, почти не дыша, сидел на холодной земле, пропустил начало атаки. Ему показалось, что на плоском холме схлестнулись две молнии. Скорость Скай была невероятной, но Хейм двигался еще быстрее. Звон от столкновения клинков казался подобным грому. На мгновение они расцепились, и Зик увидел, что глаза Скай горят синим – утгардово зрение, недоступное простым варденам. Полуторный меч-духовник Хейм держал в левой руке, отчего Скай приходилось перестраивать защиту. Они некоторое время кружили друг напротив друга, и у Зика пронеслись в голове древние строки: «И ворон в очи бил выти волчьей, шла Хель меж пашен орлиных брашен». Старый ворон и старая волчица бились насмерть.

Следующая порция ударов и контратак заставила Зика зажать уши, хотя это не помогало, потому что вибрация передавалась через землю. Хейм взмахнул блеснувшим в закатном солнце мечом по широкой дуге сверху вниз, заставив Скай резко вильнуть в сторону. Удар был такой силы, что на камне остался след. С легкостью перехватив меч, Хейм ударил снова, целясь Матери в бедро. Ей чудом удалось гардой отвести атаку и зайти Хейму за спину.

Рапира исчезла полностью. Скай взмахнула руками, направляя духов-волков, чтобы они выбили меч у Хейма из рук, но не успела. Что-то случилось с самим пространством. Даже Сигурд почувствовал это. Дохнуло холодом, по земле прошла вибрация; Зик невольно проводил взглядом камешек, улетевший вниз. Тучи сплелись в одно темное месиво, и в самый центр холма ударила молния, отбрасывая Зика вниз. Он покатился по склону, больно обдирая руки о камни, но тут же вскочил и на полусогнутых взлетел наверх. Великан, спящий под холмом, медленно воздел руку, чтобы вытащить себя из могилы. На его голове был закрытый рогатый шлем со сломанным рогом. Только глаза светились синим драугрским огнем. Скай припала на одно колено: на ее грязном лбу светилась ярко-алым длинная царапина. От крови, собирающейся над бровью и заливающей глаз, она щурилась. Волков не было, но и рапиры в ее руке Сигурд не видел. Хейм стоял там же не шевелясь, лишь слегка развернулся, чтобы видеть, как вставший во весь рост великан разевает рот и издает низкий звук, от которого у Зика заныли все кости.

Воцарилась мертвая тишина. Тихо было настолько, что Сигурд слышал хныканье Крысолова, который сидел на коленях и нервно стучал себя по бедру. Хейм поднял руку в перчатке – и великан поднял свою, покрытую плотью. Это была человеческая рука на теле драугра.

– Ах вот оно как, – пробормотала