она пробыла в отключке? Наверняка не больше получаса, ведь липкая жижа с металлическим запахом еще не запеклась. И не настолько долго, чтобы Антон серьезно влип.

Честно говоря, она боится не того, что Антон влип. И не того, что его утащили, чтобы убить, а совсем другого. Что его спрятали, чтобы он дожил до тех пор, пока не будут перебиты остальные участники, и Калле не останется ничего другого, кроме как сразиться с ним в финале на арене. И тогда Калла не сможет дернуть его за рукав, спрятать где-нибудь, отправить в безопасное место, пока сама ринется убивать короля Каса.

– Я знаю, это твоих рук дело, Август, – бормочет Калла себе под нос. Направляясь к дворцу, она обнажает меч, хоть улицы и полны народу. – Это сделал ты, и ты за это ответишь.

Цивилы Сань-Эра, завидев ее, стараются побыстрее пройти мимо. Она то еще зрелище, выглядит точно так же, как в новостях. Теперь, когда игры подходят к концу и участников осталось всего ничего, уже нет смысла изощряться или передвигаться по улицам крадучись, чтобы не столкнуться с противниками. Пусть все видят ее. Пусть все скрываются с ее глаз долой и не заслоняют ей путь.

Взгляд Каллы цепляется за лавку протезиста слева. Она притормаживает, потом пытается обыграть паузу так, будто разглядывает челюсти, выставленные на витрине. Но не фальшивые зубы привлекли ее внимание. А вспышка, которая отразилась в стекле.

Калла быстро пригибается. Сюрикэн вонзается не ей в голову, а в стекло, разбивая его. В ту же секунду прилетает второй, и Калла, круто обернувшись, чувствует, как сердце готово выскочить у нее из груди. Ее меч уже наготове. Осталось только взмахнуть им, вглядываясь в ошеломленных прохожих.

Откуда прилетели сюрикэны? Пальцы Каллы сжимаются на рукояти меча. Она не уверена, сколько всего уцелело игроков – три или четыре. Если три, значит, игры уже почти закончены.

Вместо того чтобы высматривать противника в толпе и рисковать, она круто разворачивается и бросается бежать в противоположном направлении.

И сразу же вслед ей снова летят сюрикэны: один задевает руку, другой рассекает ботинок, а третий воткнулся бы ей прямо в спину, если бы она не свернула за угол и не распласталась, прижавшись к стене. На жуткий миг она перестает видеть хоть что-либо в полной темноте под веревками, сплошь увешанными сохнущим бельем. Потом ее глаза приспосабливаются и к такому освещению, и Калла осторожно выглядывает из-за угла.

На этот раз искать своего противника ей не приходится. Он, а вернее, она стоит на самом виду посреди улицы, ожидая, когда ее заметят. Улыбается и легонько машет рукой.

– Какого хрена? – еле слышно бормочет Калла.

Женщина не двигается с места.

Калла медленно выходит из переулка.

– Чего тебе надо? – громко спрашивает она.

Женщина молчит. Снова машет рукой, но на этот раз другой, показывая браслет игрока, на экране которого блестит число двенадцать. Людскому потоку приходится обтекать ее, потому что она не двигается с места и словно не замечает, что она тут не одна. Прохожие ворчат и сбиваются с шага, возмущаются: «Может, посторонишься хотя бы?» – но женщина только глазеет на Каллу, а Калла, делая еще шаг к незнакомке, замечает цвет ее глаз.

Серебро Вэйсаньна.

Ахнув, Калла быстро разворачивается и снова пытается убежать, но женщина слишком близко. Метать сюрикэны она уже не пытается, просто прыгает Калле на спину и сбивает с ног, опрокидывая деревянную табуретку, забытую каким-то уличным торговцем.

– Убей меня, – шипит женщина. – Убей меня и веди игру, как полагается.

Калла отбрыкивается, резким движением переворачивается с живота на спину. Точно так же быстро женщина снова кидается на нее, упираясь коленями в ноги и свирепо вдавливая пальцы в плечи. Боль невыносима, пальцы оставляют синяки на теле. Калла тянет шею, пытаясь поднять голову с острого гравия, и замечает прямо над ними камеру, а в трех шагах – еще одну. Люди жаждут зрелищ. Новостные передачи стремятся заснять каждый финальный удар.

– Не знаю, ты ли это, Галипэй, – выпаливает Калла, – но это какая-то хрень.

– Убей меня, – взвывает женщина, словно вообще не слышит Каллу. Быстрым движением она обхватывает руками шею Каллы, надавливает пальцами на дыхательное горло. Все так и задумано, Калла понимает, что это Август решил вмешаться, но паника ударяет ей в кости, язык словно примерзает во рту, легкие отчаянно просят воздуха.

Пурпурные искры танцуют у нее перед глазами. Никто не приходит к ней на помощь, не находится ни единого желающего среди сотен людей, проходящих поблизости. На нее смотрят так, будто их разделяет экран. Смотрят как на повтор программы с видеозаписью, сохраненной на серверах какой-нибудь компании, чтобы новый покупатель мог крутить ее в эфире снова и снова.

Калла тянется за своим мечом. Нащупывает рукоятку. Уже почти теряя сознание, наносит решительный удар, вонзая лезвие в бок женщине.

Женщина цепенеет. Вздергивает подбородок, разжимает стальной захват на шее Каллы. На лице у женщины – ничего, кроме чувства удовлетворения. Именно этого она и ждала.

Калла спихивает с себя женщину, остатки крика рвутся из ее сдавленного горла. Она не удивляется, когда слепящая вспышка пронзает пространство перед ней, ускользая в толпу. Не удивляется, когда женщина вытягивается на земле, запрокинув лицо к небу, и в смерти ее глаза вместо серебристых становятся темно-карими.

– Пожалуйста… – шепчет Калла. – Пожалуйста, не надо…

Браслет принимается сигналить. Как только этот звук разносится в ночи, Калла понимает, что умоляет зря. Тот же резкий, неблагозвучный сигнал включают каждый год прямо из дворца, прерывая программы новостей и другие передачи ради важного сообщения.

Это сообщение – номера двух последних финалистов. Игры достигли Цзюэдоу, торжественного финала.

Калла смотрит на экран браслета. Текст по нему плывет медленно, словно заостряя ее внимание на каждом слове. На каждом экране Сань-Эра сейчас показаны снимки Антона и Каллы бок о бок и их номера.

«Поздравляем, Пятьдесят Семь! Твой соперник – номер Восемьдесят Шесть. Просьба немедленно проследовать в колизей».

– Нет! – Калла роняет голову на ладони. – Черт.

Глава 29

Колизей возвышается над ней. Чем дольше она вглядывается в него, тем сильнее размываются очертания, форма становится неопределенной, теряет всякий смысл. Прожектора установлены в высших точках, толпы уже густеют, гул разговоров отчетливо слышен даже издалека.

Один шаг за другим. Одна рана за другой. Вот и все, что требуется сделать. Вот и все, что можно сделать.

Калла прерывисто вздыхает. Вклинившись в толпу, она входит в ворота колизея и оказывается среди зрителей. На нее не обращают внимания, не