Колизей вокруг нее разражается радостными возгласами, поначалу не слишком громкими, но вскоре перерастающими в оглушительные. Зрители хватаются друг за друга, вопят и визжат во всю мощь легких, придя в дикий, безумный восторг от необратимости игр. Цзюэдоу выигран. Победитель королевских игр определен.

Номер Пятьдесят Семь, звезда турнирной таблицы.

Калла никак не может отдышаться. Ей удается лишь закрыть глаза под сокрушительной тяжестью мира, которая давит ей на плечи.

Все приветствуют восторженными криками Пятьдесят Седьмую: она единственная из восьмидесяти восьми участников выжила и дошла до финала, а все остальные пожертвовали жизнью ради этого момента. Все громогласно восхваляют зрелище, которое помогает им забыть обо всем остальном, что есть в Сань-Эре. Восхваляют участницу игр, покрытую кровью и покаянно стоящую перед ними на коленях.

Толпа ничего не понимает. Она надрывается от приветственных криков, считая, что просто очередные ежегодные игры подошли к концу. Озноб пробирает Каллу до костей. Незримая сталь, в которую заключены ее сердце и грудь, помогает ей сосредоточиться для решающего удара. Ликование толпы не утихает, ее шум лишь усиливается, когда Калла, пошатываясь, встает и каким-то образом ухитряется удержаться на ногах, которых не чувствует.

Люди не знают, что рукоплещут своей потерянной принцессе, виновнице самой страшной бойни в Эре, вернувшейся, чтобы поставить точку в акте своего насилия.

Калла резко открывает глаза, сияющие королевским желтым цветом.

Глава 30

Все происходит так, будто она видит сон.

Он уже не раз снился ей. И теперь продолжается точно так же, как ей представлялось. Стражники выходят на арену, расчищают ей путь к Дворцу Единства. К ней протягивают руки, направляют ее вперед, проводят в двери и вверх по лестницам главного крыла. Перед ней открывается анфилада дворцовых покоев. Позолота на стенах, позолота на перилах. Залы размером больше иных школьных корпусов, башни, взмывающие к небесам. Ее ботинки ступают по пушистым коврам. Слипшиеся от крови волосы разметались по плечам. Во время встречи с королем победители всегда выглядят так же неопрятно, как сразу после окончания финального поединка, словно чтобы подчеркнуть жестокий характер игр. Король Каса желает видеть, как его подданные истекают за него кровью, признательные ему за покровительство.

Распахиваются двери зала. Там для торжественного банкета накрыт длинный стол, по углам вокруг него уже собралось немало народу, одни переминаются на ногах, другие сидят.

Калла нигде не видит Августа. Зато видит Галипэя, который, стоя поодаль, смотрит, как она входит в зал. Маска по-прежнему надежно закрывает ее нос и рот, хотя выглядит неряшливо – грязная, вся в пятнах. Но если она снимет маску, король Каса может узнать ее, поэтому она решает не рисковать. Останавливается и ждет.

Ждет, пока не распахиваются другие двери. В зал величественно вплывает король Каса с короной на высоко поднятой голове.

Очередной вдох застревает в носу Каллы, жжет его изнутри, но выдох она не делает. Каса выглядит старше, чем ей помнится, – болезненным, нездоровым. Ей не верится, что этот единственный человек может так много означать: с виду способный упасть и умереть в любой момент, он служит источником страданий целого королевства.

– Победитель нынешнего года! – провозглашает король Каса, его голос разносит по банкетному залу гулкое эхо, и все присутствующие умолкают. – Я только что смотрел твое досье. Номер Пятьдесят Семь, Чами Сикай. Каково это – достичь таких вершин?

Калле требуется мгновение, чтобы придумать достойный ответ:

– Словно больше мне нечего желать.

Король Каса усмехается. Подает знак стражникам у стены, и от них отделяется и выходит вперед не кто иной, как Галипэй. Он держит в руках планшет с зажимом, который передает королю.

– А вот и твой приз, – говорит король Каса. – Как только ты примешь его, начнется пиршество. Все в твою честь.

– Спасибо, – бесстрастно отвечает Калла.

Король Каса протягивает ей планшет, а другую руку подает для пожатия. Калла в ответ протягивает свою, жмет руку короля крепко и решительно.

Король Каса начинает высвобождать руку, но Калла не отпускает ее. А когда он повторяет попытку, свободной рукой выхватывает из ножен меч.

– Дядя, – говорит она, – ты не узнаешь меня?

Глаза короля Каса изумленно распахиваются, но к тому времени она уже взмахивает мечом: точно описанная плавная дуга, бодрый стук металла о кость. Голова валится с плеч, отлетает от тела, потом катится к банкетному столу, вызывая у вскакивающей знати визг, полный ужаса.

Обезглавленное тело оседает на пол. Из шеи все еще бьет кровь, струйка похожа на алый декоративный фонтанчик.

Калла понимает, что в эту минуту должна испытывать более сильные чувства. Некое победное ликование, радость от осуществления планов, к которым она стремилась годами.

Но она чувствует лишь опустошенность.

Она поднимает взгляд. Галипэй уставился на нее с неопределенным выражением лица, не делая попыток смахнуть кровь, забрызгавшую перед его одежды. Что теперь? Она способна лишь ждать, когда он сделает ход, когда положит конец воплям, разносящимся по банкетному залу.

– Взять ее, – наконец командует Галипэй подчиненным. В его приказе нет ни толики убежденности, но стражникам все равно. Они лишь рады заняться делом, пока в банкетном зале творится светопреставление, и потому поспешно окружают Каллу и заламывают ей руки за спину.

Ее уводят, она не сопротивляется. Только оглядывается через плечо на расплывающуюся лужу крови. Последнее из всех завоеваний короля Каса во внешнем мире: дух его жизни пропитывает нитки изысканного ковра, завладевая ими.

Если бы Калла могла, она рассмеялась бы. Один взмах ее меча. Один-единственный жалкий взмах.

Ей до сих пор не верится, что самой легкой частью плана стало убийство короля.

* * *

В одном из районов Саня – переполох в больничном морге.

Незадолго до этого туда привезли коматозницу и подкинули к остальным умершим, ждущим оформления и кремации. Ей вообще не придали значения, не поручили медсестре выяснить, почему труп выглядит так, словно до сих пор горит изнутри, хотя болезнь яису у этой пациентки развилась семь лет назад – разве не должна была она давно прекратиться? Зачем же тогда в ней поддерживали жизнь?

Содрогнувшись и распространяя волну ци, Отта Авиа вновь открывает глаза в этом мире. Лопаются все стекла в морге, все трупы поблизости взрываются, окатив почерневшими внутренностями стены. В самом центре этой жуткой сцены Отта рывком садится на каталке и с мучительным усилием делает вдох.

Вбежавшие медсестры чуть не падают в обморок. Они потрясенно смотрят на Отту. И не верят своим ушам, когда она открывает рот, чтобы заговорить.

– Во дворец, – сипит Отта, дрожа