Глава 31

Дверь тюремной камеры громыхает, пробуждая Каллу от сна. Она осоловело смотрит в сторону решетки, протирает глаза, пока мир вокруг не приобретает четкость. Реальность сразу же обрушивается на нее. Арена. Антон. Король Каса и его голова, так легко покатившаяся прочь.

Калла снова закрывает глаза, цепляясь за остатки сна, из которого вынырнула. Там мир был гораздо светлее и ярче. Если она вернется в этот сон прямо сейчас, возможно, в груди перестанет щемить так мучительно. И может быть, отступит озноб, дрожь перестанет бить словно из самой глубины души.

В камере слышатся шаги и шорох одежды. Чьи-то пальцы легко ложатся на ее плечо, а встряхивают ее решительно.

– Принцесса Калла, изволь проснуться.

– Нет, – бормочет Калла. Голос царапает ей горло.

– Тебя требуют, – настаивает Галипэй. – Мне бы не хотелось тащить тебя силой.

Медленно и неохотно Калла разрешает тюремной камере вновь появиться перед ней, оглядывает серые стены и единственную лампочку на низком потолке.

– Мне снился сон.

– Сон? – Галипэй тоже оглядывается. Его мундир безупречно чист, воротник отутюжен и наглухо застегнут. Никто бы не подумал, что еще накануне его китель был залит кровью. – Какой?

Калла судорожно сглатывает. Где-то далеко открывают другую камеру, по всему подземелью разносится лязг решеток.

– Мне снилось, что императором был Антон, – сбивчиво шепчет она. Обрывки сна возвращаются к ней – с размытыми красками, драгоценностями, тронами и золотыми коронами. – Дай мне еще подремать, увидеть его.

– Все, хватит. Идем наверх.

Галипэй дергает ее за руку, стаскивая с тюремной койки. Она тащится за ним, почти не сопротивляясь, переставляет одну ногу за другой, пока они проходят мимо остальных камер, с узниками в грязных лохмотьях и ножных кандалах. Заключенные даже не удосуживаются кричать вслед Калле, когда она проходит мимо. Изнурение сделало их покорными, превратило просто в груды костей, сваленные в ногах койки или поверх грязных простыней, их глаза пусты, взгляды неподвижны. Выпустит ли их Август? Приступит ли к освобождению узников дворцовой тюрьмы или займется провинциями, начнет с окраин и лишь потом охватит Сань-Эр?

На ступенях, ведущих к выходу из темницы, Калла спотыкается.

– Эй, эй! – сразу настораживается Галипэй. – Давай-ка без фокусов.

– Зачем это мне? – осторожно отзывается Калла, выпрямляясь и восстанавливая равновесие. Потом отряхивает ладони. – Я думала, что нужна Августу здесь, лишь пока он не захватит власть.

– Ну вообще-то да, – бормочет Галипэй. Метнув взгляд через плечо, он снова подгоняет ее. – Раньше я никогда не видел, чтобы ты спотыкалась. Извини за подозрительность.

Они выходят из коридора, минуют несколько дверей, которые распахивает перед ними дворцовая стража, не сводящая глаз с Каллы, пока ее тащат мимо. Здесь, выше подвала, она морщится от света. Слепящее сияние вливается в дворцовые окна, ложится рисунком четырех оконных панелей на красный ковер. Кажется, что тяжелые ботинки Каллы продавят его. Будто стоит ей топнуть посильнее, и мягкое покрытие лопнет, пол под ним разойдется, и она провалится обратно в подземелье.

– Все когда-нибудь случается впервые, – тихо произносит Калла, желая, чтобы дворец и впрямь рухнул под ее ногами. Эта земля просто обязана оказать ей услугу, разверзнуться и поглотить ее, сдавливать ее легкие, пока она не перестанет дышать, забить нос и рот глиной и щебнем. Король Каса мертв. Свою роль в его смерти она сыграла. Указатель выхода из ее мира вроде тех, какие висят в каждом больничном коридоре, вспыхивает, подмигивает неоном. Она готова последовать за любимым, которого отправила в могилу.

Рука Каллы, продолжающей идти за Галипэем, вздрагивает. Не здесь, решает она и отводит пальцы от тела. Потом сглатывает и укладывает язык на дно рта, подальше от острых зубов, и вены тревожно пульсируют, словно понимая, как легко она могла бы перекусить их.

Когда Август будет коронован, он ее отпустит. Она покинет города-близнецы и пешком пойдет к окраинам Талиня, пока не увидит настоящее море. Скалистое побережье Сань-Эра ей ни к чему. Говорят, где-то есть берега, покрытые песком и гладкими окатанными камнями. Там она и сделает выбор. Сможет пролить свою кровь, проведя лезвием по руке, – пусть алая струйка сбегает на золотистый песок, растекаясь по наклонному берегу. Сможет унестись вместе с водой, чтобы она смыла ее в широкий открытый мир. Неважно, что именно произойдет. Лишь бы ее не стало. Лишь бы ей встретиться с Антоном.

Галипэй останавливается перед широкими дверями и стучит в них один раз. Порыться в памяти и сообразить, в какой они части дворца и к кому он привел ее, Калла не успевает: двери уже распахнулись. С десяток дворцовых слуг стоит за ними с полотенцами и одеждой наготове. Каллу увлекают в комнату, цепко придерживают, вполголоса переговариваются между собой.

Калла не мешает им разглядывать ее и не протестует. Должно быть, Август уже захватил власть и теперь рассылает приказы по всему дворцу, готовясь к церемонии коронации, призывает цивилов Сань-Эра прийти и своими глазами увидеть новый выбор небес, когда корона будет возложена ему на голову. Так или иначе, дворцовый люд всегда был предан ему. Несогласных попросту не найдется. Интересно, подтвердил ли он также, что это действительно она.

– Так это принцесса Калла, – говорит одна из служанок. А вот и ответ на ее вопрос. Разумеется, он поспешил выступить с заявлением, заверить народ, что такой расправы следовало ожидать лишь от человека, который уже и так вне закона. – С виду она едва жива.

Сказать такое о Калле в ее присутствии – это смело. А может, пожилая женщина высказывается без колебаний потому, что это правда: Калле едва хватает сил даже стоять прямо, не то что оскорбляться.

– Сама виновата. Там, внизу, мы ей ничего не сделали, – отвечает Галипэй. Он поднимает руку, медлит в сомнениях. И мгновение спустя кладет ладонь на плечо Каллы. – Его высочество хочет, чтобы она была готова через час. Вы справитесь?

Служанка фыркает:

– Само собой. Что тут сложного.

Галипэй убирает руку. Прокашливается, словно на всякий случай напоминая Калле, что он уходит, но Калла не оборачивается и вообще не смотрит на него. Вскоре его шаги удаляются и затихают, а Калла так и глядит на женщину, стоящую перед ней. Женщина невысокая и коренастая, ее белые волосы стянуты в тугой узел. Когда она хватает Каллу за запястье, ее пальцы оказываются неожиданно крепкими.

Другие слуги расступаются, пропуская Каллу, которую ведут в просторный купальный зал. Спешат открыть краны, почистить одежду, включить подачу пара. То отступают, то выходят вперед, безмолвно, когда требуется сосредоточенность,