поверхностную рану. И все же появления первой крови хватает, чтобы по толпе зрителей прокатился восторженный рев. – Нам необязательно играть по их правилам.

– Обязательно. – Калла крепко сжимает челюсти, скрипит зубами под лязг металла о металл, ее меч наталкивается на крест двух изогнутых ножей Антона.

Отскочив, она бьет его с ноги, но Антон не нападает, только обороняется, схватив ее за щиколотку и не давая сохранить равновесие. Калла падает, на долю секунды угодив локтями в колкую сухую грязь, перекатывается и тут же встает, вцепившись в рукоять меча обеими руками. Вдох. Выпад. Выдох. Рывок влево. Антон останавливается, когда останавливается она, нападает одновременно с ней, но в каждом звоне металла Калле слышится голос Августа, вкрадчиво вползающий ей в уши, затуманивающий мысли. Сейчас она не может прекратить бой.

Антон отбивает ее удар, направляя меч вниз. При этом его ножи рассекают ей тыльную сторону рук, и Калла, вскрикнув, чуть не роняет оружие. Сквозь глубокие разрезы на рукавах ее куртки видна кровь.

– Калла, этому не будет конца, – Антон тяжело дышит. – Только посмотри на нас. Мы ведь уже сражались. Наши силы равны. К концу дня мы оба будем мертвы.

Знаю, думает Калла. Ты умрешь. А я последую за тобой, как только покончу с королем Каса.

– Я люблю тебя, – говорит вслух она. И еще сильнее взмахивает мечом. Пробив блок, который Антон успевает поставить ножами, она попадает ему в бедро. На нем открывается глубокая рана. – Я люблю тебя, потому и делаю тебе одолжение. Я избавлю тебя от необходимости добивать меня. Это бремя я возьму на себя.

Губы Антона сжимаются. Несмотря на выплескивающиеся из толпы зрителей на арену рев и бурление, Калла сразу замечает, как потемнели его глаза.

– Чушь, – выпаливает он. – Никакого бремени ты не берешь. Убей меня, Калла, только скажи правду. Убей потому, что гораздо больше ты любишь свое королевство.

Калла замирает. Антон бросается вперед, и она чуть не падает на колени, получая удар поперек груди. Он точно соразмеряет атаку. Удар предназначен не для того, чтобы убить, только чтобы причинить боль.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – заявляет она.

Антон снова нападает. И спрашивает:

– Талинь хоть что-нибудь сделал для тебя?

По крайней мере, на этот раз Калла уклоняется, и почти весь взмах ножа приходится на ее куртку. Вездесущий голос колизея набирает громкость, комментируя схватку.

– Чем Талинь заслужил твою любовь?

– Ему незачем что-либо делать для меня. – Дыхание Каллы становится прерывистым. Накатывает усталость. Но она может улучить момент, когда он откроется. Знает, что может. У каждого противника есть уязвимое место, так часто говорили ей во дворце. Рано или поздно он выложит свои карты, опустит щит и примет убийственный удар. – Любовь не заслуживают. Ее дарят просто так.

Антон бросает краткий взгляд вверх. Смотрит на дворец, великолепное строение, которое возвышается над ними во мраке, подсвеченное прожекторами колизея.

– Дорогая моя принцесса, – говорит Антон. – Ты сражаешься, чтобы сменился тот, кто сидит на троне. Но боюсь, этим не получится достичь того, на что ты надеешься.

Возможно, даже когда короля Каса не станет, будет не так-то легко. И тем не менее это начало. Это больше, чем когда-либо удавалось сделать кому-либо другому в Сань-Эре.

Калла откидывается назад, перенося вес тела на пятки. На этот раз она не бросается в атаку немедленно. Проследив, куда смотрит Антон, она видит Августа, опять подошедшего к балконным перилам. Локти на перилах, плечи напряжены, пальцы сжаты. Он ждет. Ждет, когда Калла закончит то, что сказала. Что поклялась совершить.

Калла отворачивается. Отгораживается от Августа.

И роняет меч.

– Я не могу, – хрипло выговаривает она. Слезы заливают ей глаза, столько слез она не позволяла себе выплакать уже много лет. Они градом катятся по лицу, унося с собой всю прежде подавленную скорбь.

Толпа взволнованно клокочет. Зрители напирают на бархатные канаты, подступают так близко к финалистам, как только осмеливаются, пытаясь расслышать, что они говорят. Калла замечает какое-то движение сверху – их снимают камеры, подвешенные над головой. Она отгораживается от них. Отгораживается от всего, что видит, и падает на колени, слишком измученная, чтобы держаться на ногах.

Ножи выпадают из рук Антона. Он подступает медленно и опасливо, пока не останавливается прямо перед ней. Оба перепачканы кровью, и уже засохшей, и свежей.

– Калла… – говорит он и тоже встает на колени. И протягивает руки вперед, чтобы обнять ее. Калла клонится к нему, и арена, камеры, непрестанный гул городов-близнецов – все меркнет. Вцепившись в него, она позволяет себе эту мимолетную, минутную передышку и кладет щеку на его теплое плечо.

– Все хорошо, – он касается губами ее уха. – Я верю в нас. Верю, что есть другой выход.

Калла прерывисто вздыхает, ведет ладонью по его спине. За все эти годы, скрываясь в темных углах Сань-Эра, она никогда не искала выход: она вела поиски входа, который приведет ее обратно.

– Антон… – шепчет она. У каждого противника есть уязвимое место – так говорили ей во дворце. – Прости.

А теперь то, чему еще ее учили. Как попасть в сердце со спины – при условии, что хватит длины клинка.

Ее кинжал выпадает из рукава. Она вонзает его в цель.

Кинжал погружается по самую рукоятку, и Калла отстраняется.

Антон не шевелится. Его лицо становится напряженным, застывшим, но удивленным он не выглядит. Он должен был знать, кого решил полюбить. Должен был понять сразу, как только впервые увидел во время игр ее саму и ее полное отсутствие сострадания к тем, кто пал от ее меча. Должен был понять, когда узнал, кто она такая на самом деле, потому что такое прошлое требует мщения, вырезает зияющую дыру, слишком глубокую, чтобы заполнить ее чем-либо, кроме рек крови.

– Калла… – снова говорит он. На этот раз боль в его голосе ранит Каллу глубже, чем любой кинжал в спине, но она терпит ее, терпит, пока учащается его дыхание, а глаза отчаянно ищут хоть какой-нибудь помощи.

Но ничего не находят.

– Прости, – шепчет она. И цепляется за его тело, за красное пятно, которое все расплывается и расплывается. – Прости, прости.

Антон закрывает глаза. На секунду он кажется застывшим, обращенным в статую. А когда вдруг теряет равновесие, Калла подхватывает его и притягивает его голову к себе: оказывается, он уже не дышит.

– Антон.

Калла кладет его на землю. Словно в трансе. На несколько долгих секунд прижимает ладонь к его груди, уверенная, что он притворяется. Но кожа уже приобретает мертвенную бледность, тело, в котором погасла ци, начинает коченеть.

Антон