останавливается на моем лице, окровавленная рука приподнимается, и он гладит истерзанной ладонью мою щеку. В словах нет необходимости, я чувствую его любовь. И мне так горько, что я не могу держать лицо, не могу быть хладнокровной, забываю все правила, по которым я жила раньше. Я люблю Рэя Уилбега так сильно, что не в силах дышать. Раньше я жила только с половиной сердца, а теперь оно стало полным, сильным и бесстрашным. С этим мужчиной – я была самой собой и даже чуточку больше – его любимой женщиной.

Денвер склоняется над нами, кладет руку на плечо императора:

– Ваше величество…

– Его нужно срочно доставить в лагерь, – не узнаю своего надтреснутого, наполненного страхом голоса. – Быстрее, пожалуйста. Гийом…

Тот кивает.

Рэй не сопротивляется. Он поднимается самостоятельно и только после опирается на плечо Денвера.

– Коня, – говорит коротко.

И его голос тоже другой.

Внутри у меня что-то ломается. Я глотаю слезы, отказываясь признавать – с такими ранами не живут. Без антибиотиков… без банального пенициллина и противоспалительного – нет. Ни единого шанса.

– Гийом, – шепчу я, не зная, как довести императора до лекарского корпуса.

Сколько пройдет времени, пока Эрт вернется с помощью?

– Я сам, – говорит Уилберг.

Чертов гордец.

Он касается моей руки. Я чувствую, что его пальцы влажные и липкие от густой, почти бурой крови.

– Не плачь, принцесса, – раздается его голос. – Не делай этого.

Отворачиваю лицо, потому что именно после этого плачу горько, ощущая безумную боль. Сердце раскалывается на части.

К Рэю подводят коня.

Я молча разрываю подол на лоскуты и туго бинтую ладонь императора, снимаю с него дублет, перетягиваю плечо поверх рубашки, а затем оглядываю рану на боку – прикусываю изнутри щеку, ощущая металлический привкус.

– Пожалуйста, потерпи, – шепчу.

Прижимаю к ране свернутую в несколько раз ткань, а затем перетягиваю стан Уилберга.

Он взбирается в седло – бледный, будто потерявший свою жизненную энергию.

Денвер сопровождает его, держась рядом, готовый в любую секунду подстраховать, подхватить, если его величество потеряет сознание. Я тоже вскакиваю на лошадь, и мы скачем в сторону лагеря.

Один раз останавливаемся, потому что Денвер подхватывает Реигана, когда тот едва не выпадает из седла.

– В порядке, – говорит император, криво усмехаясь и похлопывая Гийома по плечу. – Поехали.

– Рэй… – обеспокоенно начинает тот.

– Исполнять.

– Да, мой император.

И мы снова несемся в лагерь, а сердце у меня отчаянно бьется в груди.

«Ничего не сделать, – пульсирует в голове. – Проникающее ранение в брюшную полость». Я прогоняю этот голос хладнокровного медика, той самой Нины Виннер, которая была честна перед самой собой. «При такой кровопотере слишком высок риск осложнений».

Нет.

Я никогда не отступлюсь. Не отпущу тебя, Реиган Уилберг. Не отдам даже смерти.

Его вносят в шатер, и я посылаю за Асиньей и инструментом. Реиган почти сразу теряет сознание, и я, ожидая Асинью, просто склоняюсь над ним, улавливая его слабое дыхание. Целую в губы, провожу пальцами по черным волосам, а затем прослушиваю пульс.

– Ты не умрешь, – говорю ему. – Обещаю.

Когда приходит Асинья, я повязываю передник и косынку, надеваю маску и тщательно мою руки. Асинья делает то же самое. Она ничего не говорит, чувствуя мое напряжение. Молча разворачивает инструмент, и мы приступаем.

***

– Ваше высочество?

– Да? – я не отрываю взгляда от императора Эсмара, даже когда операция закончена, и он спит.

– Там еще много раненных.

Я слышу крики и стоны, постоянный скрип колес. Раненных подвозят по десятку человек за раз. Лекарский корпус не справляется. Но я не выпускаю руку Рэя, потому что она холодная, и я боюсь, что, если уйду, его сердце остановится.

– Ваше высочество, вы нужны там, – говорит Асинья, осторожно касаясь моего плеча.

Я нужна здесь.

Ему.

Как я могу уйти?

Просто быть с ним – вот все, что мне нужно. Только бы он продолжал дышать, а его сердце билось.

Асинья еще несколько минут стоит за моей спиной, а потом уходит, так ничего и не сказав. А я молча слушаю крики раненных, хмурюсь, потому что где-то внутри горит стыд, но я подавляю его. Мне так дьявольски плохо, что я хочу просто исчезнуть.

В шатер темной мрачной тенью входит Денвер. Он садится на пол, облокачиваясь на один из вещевых сундуков. Он успел умыться и поесть. Возможно, даже отдать какие-то приказы.

– Как он? – спрашивает Гийом.

Я боюсь давать прогнозы. Просто судорожно втягиваю воздух, а в голове отчетливо слышен голос Виннер-хладнокровного-хирурга: «Шансов мало». Дергаю головой, избавляясь от этой мысли. Не собираюсь сдаваться – я никогда не пасовала перед трудностями. Я прожила несколько месяцев в средневековом замке, без водопровода и интернета – без шуток, это сломит кого угодно. Кто сейчас нужен императору Эсмара – убитая горем женщина или хирург? А может королева Саореля? «Волчица», – вспоминаю его слова и усмехаюсь.

Я укрываю Рэя, нежно его целую и поднимаюсь с колен.

– Лорд Денвер, – стягиваю косынку, – вы можете побыть с его величеством?

– Конечно, – говорит он.

– Я должна помочь остальным, – киваю и иду к выходу из шатра. – Пришлю к вам Софи.

За пределами меня встречает поздний вечер. В небе уже серебриться лунный серп и мерцают звезды.

Я вижу, как одна из девушек, выбегает из лекарского корпуса вся в слезах. Отовсюду раздаются крики и стоны боли. Я сбрасываю с себя гложущую боль. Внутри меня крепнет такой стержень, о котором я и не подозревала. Кажется, будто Рэй отдал мне свою волю и железный характер.

Я откидываю полог и прохожу внутрь. В большом, длинном шатре, где располагалось около ста пятидесяти лежанок для раненных, разделенных на сектора, кипела работа. Правда, это больше напоминало какую-то возню. Утром я велела разделить помещение на операционную, зоны «реанимации», а также «палаты повышенной бдительности», но сейчас все смешалось в кучу. Мэтры отчаянно орут на моих «сестер милосердия», не давая им работать.

Какой-то господин даже взялся отчитывать Софи. Звучит что-то вроде: «Необученная чернь», «глупое бабье» и много чего еще, низводящее мое обучение этих женщин к нулю. И Софи робеет, злобным зверьком глядя исподлобья. Другие женщины собираются рядом с ней. Асинья отчаянно спорит, но ее называют «всего лишь девчонкой» и не берут во внимание.

Я молча иду между рядами лежанок.

Спор