Боюсь, произошел своего рода… Своего рода приступ. В общем,я стала по-иному видеть Дженет, неким забавным образом… По-настоящему пугающимобразом. И я сказала нечто, наконец-то дошедшее до нее. Я не могу точновспомнить слова, да и вряд ли мне этого хочется, но они определенно стерли с еелица эту приторно-сладкую улыбочку, которую я так ненавидела. На самом деле оначуть ли не вытолкнула Гарольда из дома. Последнее, что я помню, были ее слова,мол, один из них позвонит мне, когда у меня прекратится истерический припадок ия перестану обвинять людей, которые меня любят. После их отъезда я еще немногопобыла дома, а затем отправилась в парк. Иногда на солнышке чувствуешь себянамного лучше. Я перекусила в «Красном яблоке», именно тогда я и услышала, чтовы с Биллом поссорились.

Как ты думаешь, между вами действительно пробежала чернаякошка?

Ральф покачал головой:

— Нет — мы все уладим. Мне нравится Билл, но…

— …но с ним нужно следить за своими словами, — закончилаЛуиза. —К тому же, Ральф, могу добавить, не следует воспринимать его речисерьезно. На этот раз Ральф пожал ее руку.

— Для тебя это тоже может оказаться хорошим советом, Луиза,не следует принимать близко к сердцу то, что произошло сегодня утром.

Она вздохнула:

— Может, и так, но это тяжело. В самом конце я сказалачто-то ужасное, Ральф. Ужасное. Эта ее противная улыбочка… Радуга пониманиявнезапно зажглась в голове Ральфа. В ее свете он увидел нечто крайне важное,казавшееся несомненным и предопределенным.

Впервые с того момента, когда вернулись ауры… Или онвернулся к ним.

Ральф повернулся к Луизе. Та сидела в капсуле прозрачногосерого цвета, яркого, как утренний летний туман, вот-вот готовый озаритьсяпервыми лучами солнца. Именно это превращало женщину, которую Билл Мак-Говернназывал «наша Луиза», в существо огромного достоинства… И красоты.

«Она похожа на Эос, — подумал Ральф. — Богиню утреннейзари».

Луиза поерзала на скамье:

— Ральф? Почему ты так на меня смотришь? «Потому что тыкрасива и потому что я влюбился в тебя, — восхищенно подумал Ральф. — Прямосейчас моя любовь так велика, что мне кажется, будто я тону, и мне приятноумереть».

— Потому что ты должна вспомнить, что именно сказала.

Женщина снова нервно затеребила замок своей сумочки.

— Нет, я…

— Сможешь. Ты сказала своей невестке, что она взяла серьги.

Она сделала это потому, что видела, насколько тверда твоярешимость не ехать с ними, а твоя невестка сходит с ума, когда не получаеттого, чего хочет… От этого она становится ядерной. Она сделала это, потому чтоты заткнула ее за пояс. Разве не так?

Луиза смотрела на него округлившимися от испуга глазами:

— Откуда тебе это известно, Ральф? Откуда тебе все известноо ней?

— Я знаю, потому что знаешь ты, а ты знаешь, потому чтовидела.

— О нет, — прошептала Луиза. — Нет, я ничего не видела… Явсе время находилась в кухне вместе с Гарольдом.

— Не тогда, не тогда, когда она это сделала, а когдавернулась.

Ты видела это в ней и вокруг нее.

Как и он сам видел теперь жену Гарольда Чесса в Луизе, будтоженщина, сидящая рядом с ним, превратилась в линзу. Дженет Чесс была высокой,белолицей и длинноногой. Ее щеки пестрели веснушками, которые она усерднозапудривала, а волосы переливались вспышками рыжего. Этим утром она приехала вДерри, уложив свои великолепные волосы на одно плечо. Что еще знал Ральф оженщине, которую никогда не видел?

Все, абсолютно все.

«Она затушевывает веснушки специальным карандашом, так каксчитает, что они делают ее несолидной; ведь люди не воспринимают веснушчатыхсерьезно. У нее красивые ноги, и она это знает. На работу она ходит вюбке-шортах, но сегодня, отправляясь проведать (старую суку) маму Луизу, наделакардиган и старые джинсы. Одежда для Дерри. У нее задержка. Она уже достиглатого возраста, когда месячные не приходят регулярно, как раньше, и во времядвух-трехдневных менопауз, периода, когда все вокруг кажется стеклянным, аокружающие представляются либо тупыми, либо противными, она становитсясумасбродной. Возможно, именно в этом кроется настоящая причина ее поступка».

Ральф увидел женщину, выходящую из крошечной ванной. Увидел,как она, метнув яростный взгляд на кухонную дверь — ив помине не былоприторного выражения на ее плоском, напряженном лице, — схватила серьги с блюдаи сунула их в левый карман джинсов. Нет, Луиза не была свидетелем подлоговоровства, но оно изменило цвет ауры Дженет Чесс с бледно-зеленого на сложныймногослойный рисунок состоящий из коричневого и красного, и Луиза сразу увиделаэто и поняла — возможно, не имея ни малейшего представления, что происходит сней на самом деле.

— Да, она взяла серьги, — сказал Ральф. Он видел, как серыйдымок струится вдоль зрачков широко открытых глаз Луизы. Он мог бы смотреть наних целый день.

— Да, но…

— Согласись ты поехать с ними на назначенную встречу вРивервью Эстейт, могу поклясться, что ты нашла бы их после ее следующеговизита… Или, скорее всего, она нашла бы их. Просто счастливая случайность. «О,мама Луиза, посмотрите-ка, что я нашла!» Под раковиной, или в шкафу, или втемном углу.

— Да. — Теперь Луиза зачарованно, словнозагипнотизированная, смотрела в лицо Ральфа. — Она, должно быть, ужасно себячувствует… И не осмелится принести их назад, ведь так? Только не после того,что я сказала. Ральф, откуда ты знаешь!

— Оттуда же, откуда и ты. И давно ты видишь ауры, Луиза?

4

— Ауры? Понятия не имею, что ты имеешь в виду. — Только онапрекрасно понимала.

— Литчфилд рассказал твоему сыну о бессоннице, носомневаюсь, чтобы только одно это толкнуло Литчфилда… Наябедничать. Другое делото, что он назвал проблемой с восприятием. Я невероятно удивлен предположением,что кто-то мог посчитать тебя свихнувшейся, хотя и сам в последнее времяиспытываю идентичные проблемы.

— Ты!

— Да, мэм. Затем, вспомни, пару минут назад ты сказала нечтоболее интересное. Ты сказала, что стала видеть Дженет забавным образом.Пугающим образом. Ты не можешь вспомнить, что именно сказала перед самым ихуходом, но ты отлично помнишь, что именно чувствовала. Ты видишь другую частьмира — остальную часть мира. Формы вокруг вещей, формы внутри них, звуки беззвуков. Я называю это миром аур, и именно это наблюдаешь ты. Так, Луиза? Онамолча смотрела на него, затем спрятала лицо в ладонях.