Когда Дмитрий предлагал Алексу принять участие в операции поспасению его семьи, он по большей части смотрел в пол, опасаясь поднять глаза,потому что знал, что увидит во взгляде Алекса: бешеную радость. Один только разуловил Дмитрий этот счастливый блеск его глаз – и больше не хотел егонаблюдать.

Алекс, человек тактичный, быстро понял, в чем дело, и велдальнейший разговор, тоже опустив глаза.

Их план, совершенно гениальный по наглости, удался, несмотряна все опасения Дмитрия, с блеском. И никаких подозрений, во всяком случае,внешних, не вызвал.

Алекс был последователен и осторожен. Он прекрасно понимал,что враги Дмитрия будут следить за судьбой его семьи. Поэтому его слова оскорейшем венчании с Татьяной отнюдь не были только словами, предназначеннымидля убеждения Лидии Николаевны. Алекс немедленно увез Таню и Риту из Парижа вНиццу, где у его отца был дом и где жили родственники Ле Буа, и уже тамофициально объявил о скорейшей свадьбе. Отец и мать Алекса, не знавшие обистинной подоплеке событий, пребывали в состоянии, близком к коматозному. Онине утратили надежды устроить брак сына с одной из лучших невест своего круга,старательно посещали самые фешенебельные брачные конторы, присматривались кдевушкам, знакомились с их родителями, – и вот все их пышные матримониальныепланы в одночасье рухнули!

Алекс, впрочем, так и не вернулся в дом близ площади Мадлен,а тоже находился в Ницце. Сейчас Татьяна посещала католическую церковь иготовилась к таинству нового крещения. Вслед за свершением обряда онисобирались немедленно венчаться. Было также решено, что и Рите лучше принятькатолическую веру: все-таки члены семьи должны исповедовать одну религию.

Татьяне ничего другого не оставалось – только соглашаться.Иначе за ее жизнь и за жизнь дочери нельзя было бы дать и ломаного гроша.

Но Дмитрий не мог забыть первого разговора с ней, когда онворвался в дом среди ночи, торопливым шепотом объявил, что все в их судьбеотныне становится с ног на голову, – а потом, даже не дав ей времени собратьсяс мыслями, устроил грандиозный скандал, который, конечно, надолго останется впамяти обитателей их бывшего дома на авеню Трюдан…

После мгновенного шока и нескольких бессвязных протестующихслов Татьяна взяла себя в руки и подыгрывала ему и Алексу виртуозно иправдоподобно. Настолько виртуозно и правдоподобно, что Дмитрий был потрясен. Ав глубине души даже оскорблен.

Дмитрий знал, что жена любит его беззаветно, пойдет радинего в огонь и в воду, но он-то предлагал ей нечто более сложное, опасное и дажепозорное. Даже не предлагал – диктовал. Навязывал! А главное, совершенно ясноотдавал себе отчет в том, что обрекает ее связать жизнь с другим мужчиной.Толкает ее на откровенную измену, самое циничное в которой – то, что онаблагословлена мужем, причем любимым и любящим мужем. О да, конечно, делаетсяэто во имя спасения жизни ее и Риты, о да, конечно, Дмитрий сам виноват в том,что поставил семью под удар, да, конечно, именно он пострадает больше всех:даже если умудрится обвести вокруг пальца своих «товарищей по оружию», он будетвынужден скрываться и обречет себя на одиночество (кстати, Алекс немедленнопредложил ему место, где он сможет скрыться и отсидеться столько, сколькопонадобится), да, конечно… Все эти «да, конечно» и Дмитрий, и Татьяна моглиперечислять до бесконечности, но оба прекрасно понимали, что их совместнойжизни пришел конец. Дмитрий, заботясь о спасении семьи, не мог не чувствовать:когда пройдет первый шок и первый приступ тоски по прошлому, Татьяна непременнопочувствует облегчение. Теперь она окажется рядом с мужчиной, который мечтал оней тринадцать лет, который любит ее безоглядно, который будет ее на рукахносить до конца жизни… и это будет спокойная, счастливая, обеспеченная жизнь.Может быть, в ней не найдется места тем безумствам страсти, тому блаженномутрепету, которые она испытывала рядом с Дмитрием, в объятиях Дмитрия, но… но,положа руку на сердце, так ли уж нужны безумства страсти и трепеттридцатисемилетней женщине, которая безумно устала от того, что безумствам сопутствовало:бытовой неустроенности, шаткости своего социального положения, неуверенности взавтрашнем дне, а главное, неуверенности в любви человека, ради которого она(да будем же смотреть правде в глаза!) испортила себе жизнь…

Конечно – о да, конечно! – сердце ее будет болеть попрошлому, но это та боль, от которой не умирают.

А он сам, Дмитрий?

Как-то так складывалась жизнь, что он всегда поступал подвлиянием чувств, а не разума. Вроде бы и можно было назвать его человекомумным, но разумным – едва ли. Он всегда был игрок, что его и губило. Стоиловспомнить молодость, чтобы ужаснуться, сколько он всего напорол в своей жизни.И как все цеплялось одно за другое! Случайный карточный проигрыш, ставшийкатастрофой для его кармана (таких денег у Дмитрия отродясь не было и быть немогло, они казались баснословными даже его отцу, петербургскому юристу, иматери, помещице), поставил Аксакова в зависимость от людей, которые егопроигрыш заплатили. Людей, принадлежавших к партии большевиков и находившихсяна нелегальном положении, и Дмитрий принужден был помогать им. Он сбежал изстолицы в Энск, попытался выйти в отставку, лишь бы разорвать все прежниесвязи, но судьба подставила ему ножку снова, причем именно там, где он ужеспотыкался: за карточным столом. Желая во что бы то ни стало поправить своиденежные дела, он начал брать уроки у знаменитого энского шулера. Учитель былхорош, да и Дмитрий оказался способным учеником, да вот беда – снова егомахинации стали известны большевикам! И теперь Дмитрию сбежать не удалось: егошантажировали, его заставили жениться на Саше Русановой, потому что ее деньгипонадобились «Ильичу и Кº». Ускользнуть от исполнения своих обязательств«помогла» война. И надо же так случиться, что спустя двадцать лет он сновасделал ставку в некоей игре под названием «жизнь», но поставил на сей раз неденьги (небось только потому их не поставил, что не было, ну не было у негоденег!), а судьбы – свою и своих близких. И проиграл… Проиграл, несмотря на то,что вроде бы спас и Таню, и Риту, и, может быть, каким-нибудь чудом спасется исам. Пути к возвращению в Россию он себе отрубил. Отныне он будет обречен наодинокое прозябание даже не в Париже, а в глуши, в Бургундии, в деревне. Ктознает, надолго ли хватит его жажды жить? Может быть, старый револьвер ВитькиВельяминова еще пригодится?

Может быть. Во всяком случае, револьвер у него всегда вкармане.

Но сейчас Дмитрием владело одно желание: самомураспорядиться своей жизнью, и если голове его предназначено принять пулю, тоэту пулю пошлет себе в висок он сам. Он сам, а не какой-то там наемный убийца,который отправит его вслед за Вернером туда, откуда не возвращаются…

– Время, Дмитрий Дмитриевич! – возбужденно выкрикнулШадькович. – Время! Пора!