Тем не менее, это произошло, хотя девчонка и сама не поняла, как.

Громогласная и бойкая Вивис стала для нее неоспоримым авторитетом. Обладательница не менее внушительной, чем ее фигура, силы духа, шаотка была из тех, кто вызывает равное уважение как друзей, так и недругов. И тех, и других она имела немало благодаря своей общительности и предельной откровенности. Хотя прямолинейность, с которой она высказывалась, порой граничила с бестактностью, трудно было не признать, что большинство ее суждений справедливы и разумны. Она была мудра, начитанна и при этом никогда не кичилась интеллектом или высокой должностью в Имперской исследовательской академии. Не любила сидеть на месте, а всему, за что бралась, отдавалась всецело и без остатка. В своей горячо любимой работе она была неутомима, вдохновение накатывало на нее совершенно непредсказуемо – в любой момент она могла подорваться с кем-нибудь совещаться, делать какие-то заметки, строчить куда-то письмо; когда очередная идея крутилась у нее в голове, то об этом узнавали все окружающие, от мала до велика. При всем этом она умудрялась хорошо выглядеть, со вкусом одеваться и временами от души веселиться. Одним словом, невзирая на недостатки, Вивис не могла не вызывать восхищения.

И, разумеется, не существовало в мире ничего более подкупающего, чем ее искренний и задорный смех.

– Я сегодня видела в парке двух детишек, – рассказывала ей лучшая подруга Пьюрис, ежедневно забегавшая на чай. – Они так ожесточенно спорили, вот-вот подерутся. Я решила подойти, узнать, в чем дело. Оказывается, они играли в электов, воюющих с химерами, и не могли решить, кому достанется роль Кэлиса. Третий мальчик сидел в стороне, очень грустный, чуть не плакал. Я спросила: ты тоже хотел быть Кэлисом? Он сказал: нет, я элект Хартис, но у меня отобрали оружие. Оказалось, он стащил с кухни ножи и ходил ими жонглировал, а мать увидела, отняла их и парнишку отшлепала…

И Вивис громоподобно хохотала. Ее смех был всегда такой заразительный, что окружающие невольно тоже начинали смеяться, даже если не знали, над чем.

Руфус, портной, служил управляющим лавки тканей, принадлежавшей Хартису, и также содержал небольшое ателье на ее втором этаже. Он был не менее трудолюбив, чем Вивис, очень искренен, сострадателен и добросердечен. С неизменным волнением он ждал вестей с фронта, по несколько раз перечитывал письма от сына и бережно хранил их в большой шкатулке. Любую историю, отмеченную тяготами войны, Руфус принимал близко к сердцу. Он на добровольной основе создавал в своем ателье текстиль и одежду для нужд армии, никому не отказывал в помощи и никогда не жаловался на усталость. Рано вставал, мало ел, скромно одевался, буйным развлечениям и выпивке предпочитал спокойный отдых – настольные игры, садоводство и рукоделие; словом, по темпераменту был противоположностью своей супруги, слишком мягким и тихим по шаотским меркам. Для Лу, которая старалась во всем брать с него пример, он стал надежной опорой: его добрый голос утешал, когда что-то не ладилось, его ласковая рука гладила по голове, когда мучали кошмары.

А кошмары девчонку мучали каждую ночь – безвыходные, мрачные, вызывающие ужасную мигрень.

– Мне снится одно и то же место… Вокруг возвышаются горы, из-за них восходит солнце, и все выглядит красивым и умиротворенным, – сказала она однажды, когда разбуженный ее криком Руфус сидел рядом с чашкой успокаивающего чая с мелиссой, который всегда готовил в таких случаях. – Но потом я замечаю призрачные силуэты и понимаю, что это химеры. Они начинают гнаться за мной, а я пытаюсь убежать, но они окружают, и тогда…

– Что происходит дальше, дитя?

– Меня окутывает какой-то зеленый туман… Монстры нападают на меня… но вреда не причиняют, потому что проходят… насквозь, что ли. И я вдруг понимаю, что это оттого, что я стала химерой сама…

Один из таких снов приснился Лу через неделю после приезда и был особенно реалистичным. Девчонка проснулась от того, что грудь разрывала острейшая боль – невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть, уши закладывало, вокруг царил непроглядный мрак. Кое-как она осознала, что находится под водой, но не могла сообразить, в какой стороне поверхность, и была близка к тому, чтобы захлебнуться. По счастью, спавшая в бассейне Бха-Ти вытащила ее на поверхность и использовала эфир, чтобы выбить воду из ее легких. После Лу еще долго лежала на полу с закрытыми глазами, думая о том, что никогда не забудет эти неописуемые ощущения.

– Взгляните на ее руки, – как сквозь пелену слышала она голос ундины, когда вниз прибежал разбуженный шумом Руфус. – Это так странно – пальцы сморщились, будто она пробыла в воде уже долгое время…

Когда наутро о произошедшем узнала Вивис, она, поразмыслив, высказала теорию:

– Похоже, наша крошка Лу страдает лунатизмом. Наверное, упав в бассейн, она сначала держалась на поверхности, но потом зашевелилась во сне и пошла ко дну.

Озабоченная здоровьем девчонки, она решила отвезти ее на осмотр в госпиталь Партфор. Ее выбор пал на давнюю подругу, ученую-целительницу, что ныне занималась поисками лекарства от химерной болезни. Из широкого круга знакомых Вивис легко можно было определить тех, кому женщина по-настоящему доверяет: только им разрешалось узнать правду об истинном происхождении ее подопечной. Для этих счастливчиков Лу тотчас становилась эдакой экзотической зверушкой. Интерес к ней был буквально таким же, какой проявила бы сама девчонка, встреть она в Кауре говорящую курицу. Объяснялось это просто: наличие истока у жителей Реверсайда напрямую ассоциировалось с интеллектом. Обладатели истока, шесть народов, имели развитый разум; эфирные существа – грифоны, мантикоры, гарпии, кобольды и многие другие – имели малый исток, и их разум был менее развит; а вот сельскохозяйственные животные – вроде тех же куриц – вовсе не имели истока и годились лишь на то, чтобы бестолково носиться по курятнику и кудахтать. Кем-то подобным представлялась окружающим и Лу, и многие чрезвычайно удивлялись, когда она открывала рот и вместо кудахтанья начинала связно говорить.

Выслушав Вивис и смерив девчонку хорошо ей знакомым недоверчивым взглядом, люмерка провела осмотр и развела руками:

– Парасомнические расстройства плохо диагностируются и лечатся даром Дракона. А если я пропишу ей лекарство, не уверена, что оно даст эффект. Все препараты от сомнамбулизма так или иначе работают на принципах эфирного взаимодействия.

– Вот как… – озадаченно потопала ногой Вивис. – И что тогда делать?

Люмерка пожала плечами, и тогда Лу решила несмело вмешаться.

– Хартис мазал меня мазью… Такой зеленой, которая пахнет травами.

– Мазью?

– Должно быть, она про гринлейн, – щелкнула пальцами Вивис. – Харт без него в детстве и