никогда и не было, – заметит он. – Может, ей вообще нечего было отдавать.

 Я замолкну. Если бы здесь была Моргана… или Гвен…. или Ланселот… но мы с Артуром будем сидеть одни. Никто не расскажет ему правды, никто не станет с ним спорить. Никто не осмелится говорить так с королем. Останусь лишь я. И потому…

– Гвен любила тебя так сильно, как только могла.

 Он тут же нахмурится еще сильнее.

– Она говорила, что я слишком многого от нее жду, – скажет он. – Но я ведь немногого просил, Элейн. Любви. Верности.

– А как же твоя верность, Артур? – прошепчу я так тихо, что слова мои утонут в искрах догорающего камина.

 Но он меня услышит. С криком закинет кубок в огонь, и пламя тут же поднимется вновь. Я не подпрыгну. Не вздрогну. Не отведу глаза, пока Артур сам этого не сделает. Откроется дверь, и внутрь заглянет стражник, но Артур отошлет его обратно.

– Я бы этого не сделал, если бы она не оттолкнула меня первой, – ответит он. – Она так и не стала прежней после того, как приехала сюда. После Авалона.

– Мы все изменились, – замечу я.

 Он подастся вперед и снова возьмет меня за руку. Пальцы его затрясутся, но потом замрут. Он повернется ко мне, и глаза его засияют. Артур поднесет мою руку к своим губам и коснется ими костяшек. Этот жест не назвать личным, но в глазах моих все равно соберутся слезы. А потом потекут по щекам. Я и не думала, что они во мне еще остались.

– Помнишь тот вечер на пляже, когда мы танцевали? Ты пыталась меня развеселить. На тебе было зеленое платье.

– Помню. – Мне захочется улыбнуться, но я не смогу.

– Тогда я думал, что смогу тебя поцеловать. Я хотел это сделать. По-настоящему, а не как в первый раз. Просто потому, что мне хотелось, а не для того, чтобы что-то доказать.

– Артур… – начну я, но он меня перебьет:

– Нет, правда. Я подумал тогда, что смогу в тебя влюбиться. Ты ведь такая милая и добрая. И всегда можешь меня развеселить. И я хотел поцеловать тебя. Зря я этого не сделал. Так было бы лучше, Элейн. Мы с тобой никогда бы не поступили так друг с другом.

– Может быть, – соглашусь я, сжав его руку. – Но, Артур, великими мы бы тоже не стали. Говори про Гвен что хочешь – а я уверена, за последние несколько дней ты сказал о ней немало, – но благодаря ей ты стал отличным королем и еще лучшим человеком. И она благодаря тебе тоже стала лучше.

 Он поймет мои намерения и отпрянет от меня.

– Эл…

– Отпусти ее, Артур, – попрошу я. – Все эти казни… ты ведь не хочешь ее убивать…

– Она совершила преступление, – отрежет он. – И наказание за измену – смерть. Это ждало бы и Ланселота, если бы он не сбежал, как последний трус.

– Но ты не хочешь ее убивать. Это ведь Гвен.

– Она не заслуживает твоей верности.

– Но и смерти тоже, – возражу я. – И мы оба знаем, что если бы ты в самом деле этого хотел, то разыскал бы Ланселота в мгновение ока.

 Артур ничего не ответит. Не сразу. Он посмотрит на угасающее пламя, а потом медленно протянет:

– Если я проявлю к ней милосердие, это будет слабостью. Они ведь и так называют меня слабаком. Меня обскакал собственный рыцарь. Нельзя этого допустить, Элейн. Ряды сопротивления растут… если на сторону Мордреда перейдет еще больше семей, Камелот падет. Однажды Гвен сделала похожий выбор. Вспомни: в Лионессе она готова была убить меня, чтобы защитить свою страну.

– Но ты – не Гвен, Артур. Даже если ты не можешь помиловать ее… мы ведь оба знаем Гвен. Если она сбежит из темницы, твои люди никогда не смогут ее найти. Твои руки будут чисты, твое влияние – незыблемо.

 Он скривится.

– Я не могу, Элейн.

– Тебе и не придется, – отвечу я. – Я обо всем позабочусь.

 Но он все равно будет сомневаться.

– Если ты действительно казнишь ее, Артур, это решение будет преследовать тебя до конца жизни. Вина сведет тебя с ума. Ты возненавидишь себя.

– Неужели? – удивится он. – Это ты тоже видела?

 Он будет издеваться надо мной, но я не стану обращать на это внимания.

– Нет, этого я не видела. Но я знаю тебя. Знаю твое сердце. В нем нет подобной жестокости, Артур.

 Он снова поймает мой взгляд, а потом кивнет и опустит глаза.

– Ты никогда не давала мне сойти с моего пути, Элейн. Я доверяю тебе. Делай что должно, но, если ее поймают в Альбионе, у меня не останется другого выбора.

 Я уйду. И услышу, как Артур попросит еще вина.

37

 Мы с Ланселотом не рассказываем о нашей помолвке. Я убедила его, что хочу сначала сообщить об этом отцу, я ведь его единственная дочь, а у Ланселота нет титула, и это все немного осложняет. И это правда. Но не вся правда.

 Мы пересекаем границу Альбиона, и я вспоминаю видение. Старое видение, но теперь я вижу его достаточно ясно, потому что наконец побывала в Лионессе.

 Ланселот и Гвен.

 То, что я сказала – скажу – Артуру, правда. Да, я видела измену и события за ней, но никогда всерьез в нее не верила. За годы знакомства между ними никогда не пробегала искра. Ничего романтического, даже на Авалоне, когда Ланселот гулял со всеми девчонками подряд.

 Они слишком похожи, убеждаю я тебя. Они смотрят друг на друга так же, как смотрели друг на друг Артур и Моргана – их любовь родственная. И остальное я просто не могу представить.

 И все же.

 И все же это видение становится ярче: оно больше походит не на дым, а на корни, которые проросли в моем сознании.

 Но почему? Почему сейчас? Из-за нашей с Ланселотом помолвки? Нет, не может быть: я видела множество вариантов этого будущего, разные дороги, и большинство из них казались приятными.

 Поднимаю взгляд и нахожу Гвен в толпе всадников. Она всегда впереди, едет рядом с Артуром: спина прямая, глаза устремлены в будущее. Она так и не стала прежней после того, как приехала в Камелот. Кажется, так скажет Артур в моем видении?

 Я вспоминаю картину в коридоре, их свадебный портрет. И взгляд Гвен – загнанный, как у зверя в клетке, который хочет сбежать.

 Может, клетка эта будет становиться все меньше и меньше. Может, она отыщет лишь один-единственный выход.

– Больно будет? – спрашивает меня Моргана, когда мы въезжаем