– Если моя теория верна, твоя смерть выпустит их на свободу. Так что не искушай меня, договорились?

 Гвен снова смеется, а я хмурюсь.

– Это ужасная идея, – сообщаю им я.

– Но только ты ничем не жертвуешь, – бросает Гвен через плечо, и мне приходится закусить губу, чтобы ей не ответить.

 Ведь она права. Они обе покинули свои дома. Скоро их магию свяжут узами. Я и представить не могу, каково это, но мне и не нужно. Никто и никогда не сможет забрать мой дар.

– К тому же никто не умрет. – Гвен качает головой. – Сколько в вас драматизма. Мы совершим ритуал сегодня вечером, в замке, в безопасности.

 Между нами повисает тишина, и я знаю, что мысли Гвен и Морганы устремились туда, куда я не могу последовать

– Ланселот попросил моей руки, – выпаливаю я, прежде чем успеваю себя остановить. – То есть на этот раз я попросила его руки. Но, в общем, мы помолвлены.

 Мгновение мы все молчим. Кажется, проходит целая вечность, а потом Моргана взрывается смехом.

– Ты мне должна, – обращается она к Гвен.

– Это не в счет! – протестует та. – Мы заключили эту сделку на Авалоне… где я найду вино фейри?

– Не знаю, но ставка есть ставка, – улыбается Моргана.

– Вы делали ставки? – Я приподнимаю брови.

 Гвен пожимает плечами.

– Не могли обручиться на Авалоне, чтобы я выиграла?

– И как давно вы поспорили?

 Моргана и Гвен переглядываются.

– Года два как? – Моргана задумывается. – Это рано или поздно произошло бы, и мы решили немного поиграть.

 Она замолкает, а потом косится на меня.

– И не то чтобы я не рада выигрышу, но почему сейчас, Эл? Раньше ты думала… что ж, ты боялась будущего. Но… теперь все нормально?

 Она так старается не говорить об этом прямо, но я решаю не обходить стороной запретную тему.

– Нет, – отвечаю я. – Видения, в котором мы с Ланселотом разбиваем друг друга сердца, все еще при мне. Все еще вероятны. Но я больше не могла держать его на расстоянии. Подумала, что, может, теперь у нас будет шанс.

 Я стараюсь не смотреть на Гвен, когда произношу это. Правда стараюсь. Отгоняю мысли о видениях с ней и Ланселотом и событиях за ними – о разбитом сердце, которое обречет на раскол целый континент. Но мне не удается это скрыть. Гвен, должно быть, чувствует на себе мой взгляд. Она знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать: за моими словами скрывается что-то большее. Часть меня хочет рассказать Гвиневре об этом здесь и сейчас, взять с нее обещание так не поступать. Но это ведь ничего не изменит.

– Мы поженимся до того, как покинем Шалот. Осталось только получить благословение отца.

– Ты так уверена, что он его вам даст? – осторожно говорит Моргана. – Ланселот ведь наполовину фейри… да еще и бастард. Не самый завидный кандидат на роль зятя.

– Знаю. Но у меня есть план.

– Конечно, у тебя есть план. – Гвен качает головой и улыбается. – Элейн Астолат, леди Шалот, у которой всегда есть план.

 Отец встречает нас у ворот замка в полночь: в глазах его плещется усталость, но он улыбается, когда я подхожу к нему, чтобы обнять. Братья мои приехали первыми и стоят рядом с ним, по левую и правую руки.

 Он обнимает меня крепко и уверенно, сплетая пальцы за спиной.

– Однажды, – шепчет отец, – настанет день, когда я буду уверен в твоем возвращении, а не просто надеяться на него.

 Целую его в щеку и отступаю на шаг, давая дорогу остальным.

 Артур слезает с лошади и начинает кланяться, но отец тут же хватает его за руку и хлопает по плечу.

– Ты вернулся с победой.

– Вижу, слухи распространяются быстро. – Артур смущенно улыбается.

– Слухи до нас вообще не доходили, – усмехается отец. – Но вы живы, и потому о вашем триумфе легко догадаться.

 Артур поникает и поворачивается, чтобы помочь Гвен слезть с лошади – хотя мы знаем, что ей это не нужно. Но она принимает его помощь, застенчиво улыбается, когда он подает ей руку. Играет свою роль.

– Позвольте представить мою жену, принцессу Гвиневру Лионесскую, – произносит Артур.

 Я уверена, что братья мои уже рассказали отцу про Гвен и про свадьбу тоже, но отец смотрит на нее так же, как смотрел на Артура – берет ее за руку и подносит ее к губам. А потом кланяется.

– Это большая честь принимать вас в нашей скромной обители, Ваше Высочество. – Он поворачивается к Моргане. – И леди Моргану тоже. Когда вы уехали, то разбили здесь немало сердец… и я рад вашему возвращению. Оно поднимет настроение моим людям.

– Ваша Светлость. – Моргана одаривает его улыбкой. – Если бы вы были моложе, я бы подумала, что вы флиртуете.

 Отец смеется.

– Если б я был помоложе, то так оно и было бы. Но я уже давно не молод, хотя здесь полно мужчин, которые будут рады вам не меньше, я уверен.

 И я вдруг понимаю: как странно, что мой отец так и не женился вновь. Со смерти матери прошло три года, но они с отцом отдалились и того раньше. Но он даже об этом не задумывается.

 Отец хлопает в ладоши – официальные приветствия закончились.

– Уже поздно. Прошу, следуйте за мной, я покажу приготовленные для вас комнаты.

– Вообще-то… – Я прокашливаюсь и указываю на Ланселота, который замер среди остальных рыцарей.

 Он несмело выходит вперед, глядя на моего отца со странным выражением – такого я никогда прежде не видела. Может, это страх?

– Ты ведь помнишь сэра Ланселота, – произношу я.

– Конечно, – хмурится отец.

 Он наверняка помнит его, но вряд ли рыцарь без семьи оставил такое уж неизгладимое впечатление.

– Мы бы хотели поговорить с тобой. До того, как отправимся спать.

 Мой отец – человек неглупый. Я практически вижу, как он все понимает: его дочь вошла в возраст и, представляя ему симпатичного рыцаря, просит с ними поговорить. Из этого можно сделать лишь один вывод.

 И он кивает.

– Очень хорошо. Я прикажу подать в свой кабинет чай. Полагаю, вы не откажетесь от него после такого путешествия – встретимся там, когда вы будете готовы.

 Ланселот кивает и наконец умудряется выдавить из себя:

– Спасибо, милорд.

 И склоняет голову.

 Мы проходим в замок, и меня догоняют братья: Торре слева, Лавейн – справа. Оба с удивительно довольными лицами.

– Похоже, наша маленькая Дева Лилия поймала себе рыбку, – шепчет Лавейн.

– И не то чтобы большую, – радостно отвечает Торре. – Может, выкинешь ее обратно в воду, пока не поздно? Поймаешь